ВЛАДИМИР РЕЦЕПТЕР: ДОРОГА БЕЗ КОНЦА...
Начну, пожалуй, с того, как «начался» Владимир Рецептер в свое время для меня: с полузабытого сегодня, очень «шестидесятнического» фильма «Лебедев против Лебедева». Фильма интеллигентского, рассчитанного на интеллектуалов, – или получившегося таким благодаря исполнителю главной роли – воплощенному интеллектуалу и интеллигенту... Потом запомнившееся имя всплыло в титрах телеверсии замечательного товстоноговского спектакля, где Рецептер играл Грибоедова, – и это был уже словно другой актер и другой человек: взрослый, мудрый, с горьким всезнанием и предвидением в глазах... Позже – сочные рассказы моего старшего коллеги Вадима Новопрудского об однокашнике его по филфаку Ташкентского университета Волике Рецептере, открытом, веселом парне, всегда готовом «артистически» разыграть друзей по собственному мгновенно сымпровизированному сценарию. Но – в котором уже тогда угадывались в иные минуты глубины будущего принца Датского и Вальсингама...
...Прости-прощай, трофейный скромник, ночной таинственный приемник; прости-прощай, зеленый глаз, зеленый шум, арык журчащий... Прости-прощай, мой друг пропащий и ты, послевоенный джаз...
История о том, как молодого, очень яркого ташкентского актера, игравшего в нашем драматическом театре Раскольникова и Гамлета, пригласили в Ленинградский БДТ, о дальнейшей актерской и режиссерской деятельности Владимира Рецептера, в том числе созданных им уникальных моноспектаклях, – все это известно достаточно хорошо. Но когда в свое время мне пришлось участвовать в издании газеты Пушкинского общества при Республиканском русском культурном центре, – открыла для себя еще одну ипостась этого поистине неисчерпаемого человека, человека – культурного явления: Рецептера-пушкиниста. Хотя когда-то гены деда, талантливого актера Л.Н. Каренина, взяли свое, заставив юного Волика после окончания ТашГУ без колебаний уйти «в артисты», – несомненно, актер в его душе всегда продолжал уживаться с филологом. Конечно, вовсе не обязательно филологическое образование, чтобы любить Пушкина. Но вот создать студию, а позже театр, где жили бы на сцене именно и только пушкинское слово, мысль, чувство, заново открыть современности бездонный мир пушкинского театра, – для этого надо любить поэта и человека, с которым разминулся в веках, так истово и глубоко, как любит Пушкина Владимир Рецептер. Ибо он такую студию и такой театр создал.
За два с половиной десятилетия существования основанного и бессменно возглавляемого Рецептером Пушкинского театрального центра в Санкт-Петербурге, а с 2006 года – и единственного в своем роде театра «Пушкинская школа», – к слову Пушкина, воплощенному искусством иной природы, приобщились десятки тысяч зрителей. На сцене здесь оживали «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы», «Скупой рыцарь» и «Сцены из рыцарских времен»... Этот опыт стал одной из вех многолетнего пути Владимира Рецептера к новому открытию «театрального» Пушкина. «До сих пор приходится слышать, что драматургия Пушкина – это «театр для чтения», что она не для сцены и т.д. ...Не Пушкин несценичен, а театр не "пушкинизирован"... Именно теперь новым смыслом наполняется пушкинская формула: "Дух века требует важных перемен и на сцене драматической". А.А. Ахматова долгие годы вчитывается в "Каменного гостя", а театр, ничтоже сумняшеся, ставит к юбилею почти все "Маленькие трагедии" за два месяца, в промежутке между мюзиклом и производственной драмой...» Это – из книги Владимира Рецептера «Прошедший сезон, или Предлагаемые обстоятельства», где размышлениям о драматургии Пушкина посвящен не один десяток страниц. Причем нередко исследования текстов, отдельных реплик и ремарок граничат с литературоведческими открытиями. Таким открытием можно назвать и осмысление Рецептером «Русалки» – одного из самых загадочных пушкинских произведений, до сих пор не прочитанного ни одним драматическим театром: «Мы видим нового Пушкина – когда не порок наказан и добродетель восторжествовала, а когда виновник раскаялся и оскорбленный простил». Неожиданная концепция прочтения гениального произведения. Которая, несомненно, поможет режиссерам увидеть «несценичную» «Русалку» новыми глазами. ...А пока – режиссер, актер, поэт, создатель самого «пушкинского» театра на свете Владимир Эммануилович Рецептер ведет почтительно-восторженный, но и, в сущности, полноправный диалог с «михайловским соседом» Александром Сергеевичем Пушкиным:
...– Ты сам лежишь у храма... – Выбор мой. При жизни мы к могилам, как к наградам, готовимся. Вот в «Гамлете» хорош могильщик!.. Он острит, а волос дыбом!.. – Твой «Гробовщик» не на него ль похож?.. – Как нам не примеряться к вечным глыбам?.. – А я когда-то Гамлета играл... – Вот оно что!.. Не обратил вниманья. – Зря я сказал...
...Много лет спустя после своего отъезда В. Рецептер вновь побывал в столице Узбекистана с концертной программой. Как встретились они с Ташкентом? И значит ли все еще что-то этот город для Владимира Эммануиловича?.. Может быть, отчасти ответ на это дают строчки еще одного бывшего ташкентца – Михаила Книжника, написавшего о своем знаменитом земляке в поэтической антологии «Ташкентский дворик»: «...Подборки Рецептера выходили в «Юности», и это были совсем даже неплохие стихи. Очень петербургские, сдержанные, много про русскую историю. И редко, очень редко в них сквозил Ташкент... Тогда исчезала ленинградская прохлада и в силу вступала горячая страстность ташкентских сумерек»...
...Когда подробности остынут и перестанут обжигать, я нагружу стихам на спины дорогостоящую кладь;
путем изменчивым и странным, как бы превозмогая лень, они верблюжьим караваном уйдут искать вчерашний день.
И, город глиняный враскачку пройдя, узнав азийский лик, они преодолеют спячку и губы вытянут в арык...
...Край далекой юности, «глиняный город с азийским ликом»...На том гастрольном выступлении Рецептера, где он читал фрагменты из пушкинских произведений, в том числе из моноспектакля «Моцарт и Сальери», я не была. Как принимала его в тот раз ташкентская публика, не знаю, хотя догадаться совсем нетрудно. Но знаю точно одно: наш прекрасный город своего неповторимого Гамлета и узнал, и... вспомнил? Да он никогда и не забывал его, как не забывает никого, кто прожил хотя бы небольшой кусочек своей жизни под ташкентским небом. Думаю, верю, убеждена: и в душе Владимира Рецептера Ташкент жив по сей день. Почему так уверена в этом? Хотя бы вот из-за этих строчек:
А я был лет шести, в волнах эвакуаций, перенесен судьбой на новые места, чтобы глядеть, как здесь, в тени густых акаций, большое колесо вращалось у моста. ............................. За этот уголок, что стал моим спасеньем, за этот долгий взгляд, сверкающий арык, за весь текучий мир с его коловращеньем я рад бы жизнь отдать, хоть к смерти не привык.
|