|
РЯБИНА - ГОРСТЯМИ ГОРОШИН...
АРХЕОЛОГИЯ
Слепая пыль библейского конца
укрыла всё дремотным одеялом,
и абрис вдохновенного лица
склонился над истории началом.
Кисть и скребок - рука дает руке,
и крошки глины, отпадая, вскроют
знакомый штрих трилиста в уголке
окаменевшей бляхи из-под Трои.
Ужели Рим ходил на этот холм?
Ужель потомки гордого Энея?..
И к горлу подступает счастья ком,
и руки - цвета глины - каменеют.
* * *
Декабрь месяц. Дождь и комары -
Ташкент в своем немыслимом соцветье:
полгода отопительной поры
в каком-то бесконечном бабьем лете.
Люблю тебя, азийская зима,
за зелень в обнаженных жилках веток,
за смутное томление ума
и ожиданье счастья без ответа.
Каким бы ни был ход текущих лет,
дождь в декабре искупит всё слезами.
Дождь! В декабре! Вы чувствуете сами,
что грусти этой - утешенья нет.
МАТЬ
Смотришь почти отчужденно,
будто не можешь понять -
твой ли еще я ребенок,
ты ли еще моя мать?
Серые дни зачастили,
белкой кружат в колесе:
матушка, милая, ты ли
гаснешь в увядшей красе?
Как это ты постарела?
Кто это отнял у нас
дней твоих знойную спелость,
блеск всепрощающих глаз?
* * *
Еще стихов дыханье не остыло,
еще мелькает образами мысль,
а ночь уже завесы опустила
и сон зовёт в заоблачную высь.
Перемешались меж собой стихии,
и вот уже почти не разберешь -
осколки ли от сна, мечты, стихи ли -
но снова лист и карандаш берешь.
Слова толпятся, рифмы в них игриво
выпячивают подходящий слог...
Так сохраняет ночь свои мотивы,
средь вымученных на бумаге строк.
МУСУЛЬМАНИН
Его седин не омрачится слава:
он аксакал - и этой бороды
не осквернит соблазнами отрава
мирских пороков или суеты.
Он прожил век: не важно, что в ошибках
и он тонул не раз, не три, не пять...
Он век свой прожил, и теперь улыбка
его седую украшает прядь.
Он молится о детях и о внуках:
Храни Аллах их души и покой -
я помыслами чист перед Тобой,
а за детей - даю тебе поруку.
* * *
Если мне и суждено
жить, как вольный ветер -
это только оттого,
что тебя не встретил...
* * *
Скворцы, воробьи и пороша
на фоне ветвей и домов;
рябина - горстями горошин
вселенский украсила кров.
Торжественна нынче природа:
Январь сединою потряс
и вот - в азиатской погоде
пороша устроила пляс.
Шаманство зимы городское
волнением душу томит,
и тайную страсть беспокоит
румянец девичьих ланит.
И бешено сердце стучится
природе в открытую дверь,
и счастье по капле сочится
на пухом укрытую твердь.
* * *
Как же мне не писать, если снова
за окном зеленеет листва,
и как будто из сердца хмельного
вышелестывает слова...
Наговорами манит, чертовка,
распаляя шальную мечту,
за которой, похоже, готов я
преступать за любую черту.
Как же мне не писать, если знаю,
что душа будет вечно искать
безнадежно желанного рая -
как же мне этих строк не писать?
|
