СЛУЖБА УТЕШЕНИЯ

 

Ненаучная фантастика о возможной действительности

                      "Не страдай! Вослед горю придет и утешение".

                                                              Антуан Фрейнвюрс

 

Погода была плохая. Погода всегда плохая, когда встаешь в дурном настроение: так принято, и от этого никуда не деться. Всю ночь Лазаря мучили кошмары. Он безнадежно искал выход в сером, причудливо-изогнутом лабиринте и мерзкие, проникающие в душу стоны и завывания навязчиво преследовали одинокого путника, пытаясь, то ли довести несчастного до сумасшествия, то ли окончательно подорвать уверенность веру в свои силы и способности.

Лазарь прекрасно понимал собственное состояние, четко представлял все, что с ним происходит, но отчаянные попытки проснуться (а он прилагал гигантские усилия!), ни к чему не приводили. Будто невидимый таймер мерно отсчитывал полагающиеся минуты, продолжая, казалось, бесконечную пытку.

Тот человек в полупрозрачном, темном облаке (дым, туман, смог?), его ночной двойник, метался и визжал, царапая ногтями бетонные стены и призывая на помощь ангелов и дьяволов попеременно, но ни те, ни другие не отзывались, предоставив Судьбе самой вынести окончательный приговор. Но и она не особенно торопилась, бесстрастно продлевая страдания...

Влажное от холодного пота лицо и мелкий, пронизывающий все тело, озноб - вот, что ждало Лазаря при пробуждении. Не в первый раз, и, стало быть, не в последний. Логично было бы обратиться к психоаналитику, но если знаешь первопричину происходящего, то услуги "специалиста по извилинам" окажутся ненужными. Как и его рекомендации. Есть ноша, от которой нельзя избавиться. По крайней мере, пока живешь на этой земле.

Утренняя пробежка по коричневой ленте комнатного тренажера позволяет набрать форму и подойти к завтраку в нормальном состоянии. Пятнадцать минут на торопливое поглощение пищи, переглядывание со своим отражением в зеркале и раздевание-одевание, когда теплую мягкую пижаму сменяет строгий костюм из эластичной, серой ткани. Затем стремительный спуск в подземный гараж, почти ритуальное обхаживание подержанного автомобиля, выезд-подъем на трассу и прыжок на законное место в потоке таких же безликих, спешащих куда-то машин. Одновременно раздается щелчок тумблера и салон заполняет голос диктора десятиминутных новостей. Ответственный гражданин обязан знать обо всем, происходящем в городе, стране, мире и, если повезет, в галактике. Хотя, последний пункт не всегда актуален.

Новости сменяет музыка, и тут ее перебивает резкий взрывной сигнал. Лазарь машинально снижает скорость, вызывая явное неудовольствие окружающих. Злобные гудки слышны со всех сторон, но сейчас не до них. Поступил вызов, и он должен срочно прибыть на пункт. Вопреки всему, что происходит вокруг, вопреки трудностям и обстоятельствам бытия. Диспетчер, торопливо перебрав короткий список кандидатов, по какой-то, понятной лишь ему одному, причине, выбрал Лазаря и, набрав его семизначный код, надавил на красную кнопку вызова. А, стало быть, есть нужда. И надо спешить. Компьютерное управление переводит автомобиль с междугородной трассы на более низкий уровень, находит менее скоростную, но более свободную дорогу и уверено ведет машину по ней, просчитав за долю секунды самый близкий маршрут к искомой цели. До нее, если не случится ничего непредвиденного, около одиннадцати минут. За это время надо собраться, настроиться, приготовиться. К тому, к чему он предназначен, для чего, может быть, и существует в своем обличье.

Значит, произошло. Случилось. Один из генералов Республиканской Армии, сидя за низким столиком в тесном бункере, указал пальцем на едва заметную точку на карте и отдал приказ. И неважно, что последовало за этим - взрыв мины, обстрел из засады или локальная операция спецгруппы боевиков. Кто-то погиб, умер, растаял в сумерках небытия, чья-то жизнь стремительно оборвалась, и Отечество, закаленное еженедельными утратами, призывает его, Лазаря, на помощь. Он выдвигается на передний край борьбы с горем, и вся тяжесть грядущего ляжет именно на его узкие, но твердые плечи. "Поменьше пафоса, братишка, поменьше пафоса, - учил Мак-Грегор. - Бравада хороша десантникам, высаживающимся с моря на вражескую территорию. Да и то до первых секунд боя. У нас другая специфика и совсем иные задачи. Впрочем, ты о них знаешь не хуже меня. И дело, конечно, не в их знании, а в выполнении. Но и тут тебе вряд ли кто сможет помочь со стороны. Все сам, только сам..."

Автомобиль завернул за угол и понесся по пустынной дороге. Лазарь перевел взгляд на табло системы обнаружения и убедился: "хвоста" нет. Шанс, откровенно говоря, мизерный, но вдруг некий любопытный шофер последует за внезапно поменявшей направление машиной. А свидетелей быть не должно. Нет, сегодня, как и обычно, все "чисто". Можно без опаски приблизиться к зданию Конторы.

Трехэтажный особняк выглядывал из-за небольшой рощицы, и Лазарь, осторожно, согласно указанной скорости, подрулил к шлагбауму. Часовой, высокий детина в черных очках, пристально взглянул на обладателя удостоверения, сравнил его с физиономией, услужливо выданной монитором, провел металлоискателем по корпусу, и, будто нехотя, отдал распоряжение пропустить машину внутрь. Лазаря всегда коробили подобные осмотры, хотя он и успокаивая себя тем, что после службы солдаты проходят тотальную очистку, когда из их памяти стирается абсолютно все, связанное с деятельностью Конторы, в том числе и лица ее работников.

Он поставил автомобиль в гараж на персональное место и вошел в лифт. Назвал вслух свой номер и кабинка, качнувшись, осторожно повезла его вверх, на полагающийся этаж. В целях конспирации, каждую декаду, Контора меняла расположение кабинетов и служб, и в этой путанице трудно было разобраться даже штатным сотрудникам. Но хитрые мудрецы из отдела аналитического планирования предложили именно такой вариант и он был принят на самом верху. Хотя и дураку было ясно: прорвись один из отрядов Республиканской армии в здание корпуса - ничего бы тут не удалось спасти, несмотря на особую конспирацию.

"Не очень-то верь умникам, готовым разложить все по полочкам - любил говорить Мак-Грегор. - Иди от сложного к простому, от конца к началу. И тогда тебя ждет успех. Не пытайся выглядеть всесильным и всемогущим, а то, не дай бог, станешь таким на самом деле. А это - Зло. Добро - в Любви, как и Сила в Слабости".

Дверцы лифта автоматически открылись, и Лазарь вышел в коридор. Первым, кого он встретил, был Джейс. Невысокий, худощавый мужчина с большой лысиной и большими голубыми глазами. Ему было за пятьдесят, хотя выглядел он намного моложе. В Конторе говорили, что Джейс на досуге сочинял стихи, и раз в два-три года издавал собственные книги под странными и загадочными псевдонимами. Но в стране пренебрежительно относились к подобному виду творчества, предпочитая печатной продукции многоканальный видеоряд или, в крайнем случае, объемную звуковую панораму.

- Рад тебе, Лазарь! - произнес Джейс, протягивая для рукопожатия маленькую сухую ладонь. - Все в порядке?

- Как всегда. Что стряслось? Ты не в курсе?

Джейс пожал плечами.

- Узнаю из новостей. Как все добропорядочные граждане. У нас страшно серьезный допуск секретности. Не так ли?

- Конечно. Мне в конец коридора?

- Комнаты восемь и семь. И, разумеется, не забудь... после всего... заглянуть в мою обитель. Сегодня я сижу под номером пятнадцать. Один и пять.

Лазарю не очень-то хотелось это делать, но он послушно кивнул.

- Да. Запомнил. Будь спокоен.

Джейс виновато развел руками и, что-то насвистывая, направился к лифту.

"Хороший человек на плохой работе, - подумал Лазарь. - Впрочем, тоже самое можно сказать и обо мне. Правда, не по полной программе..."

Он подошел к двери, приложил указательный палец к мерцающей алым отблескам полупрозрачной пластинке, и, дождавшись приглашения, переступил порог "примерочной".

Две девчонки в легких белых комбинезонах, оторвавшись от экрана компьютера, быстро помогли ему раздеться. Из соседнего кабинета появился угрюмый доктор (Лазарь не знал его имени, да и не стремился к этому) и, подсев к клавиатуре, стал задавать короткие, отрывистые вопросы своим ассистенткам, только и успевающим снимать различные показания с подключенных к телу посетителя датчиков.

- Температура?

- 36,7.

- Пульс?

- 76.

- Координация?

- Нормальная.

- Зрение?

- 4 - 2.

- Восприятие?

- 28 единиц.

- Потенциал?

- 56,4.

- Мозг?

- 89,2.

- Кровь?

- 11,8.

- Общий рейтинг?

- 79.2.

- Подходит!

Доктор открыл железные створы шкафа и достал бионакопитель: широкий тонкий пояс, плотно охвативший грудную клетку Лазаря.

- Не буду повторять вам правила безопасности пользования - нам незачем терять время. Есть какие-то дополнения, замечания, вопросы?

Лазарь покачал головой.

- Тогда прошу в раздевалку. С вами - все.

В небольшой овальной комнате Лазаря ждала его военная форма. Утешитель обязан был приходить в семью в военной форме: он представляет Государство, и именно оно посылает его на помощь своим гражданам в самые сложные минуты их жизни. Лазарь прекрасно понимал, что значит сменить свой серый штатский костюм на коричневый мундир с малозаметными знаками различия. Он надевал форму и переступал черту, отделявшую его от мирной, и, в общем-то, безопасной жизни. С этой минуты он - солдат, и каждый боец Республиканской армии может нанести по нему удар из любого, имеющегося в распоряжении, оружия. Он оказывается в зоне Войны и вынужден безропотно подчиняться ее жестоким и суровым законам.

Светящийся монитор на стене упрямо диктовал свое: "Время! Время! На выход!" Следовало поторопиться - всякая секунда замешательства грозила возможными неприятностями. Лазарь прошел в следующее помещение, где его, нетерпеливо расхаживая по комнате, дожидался гример - толстый, усатый коротышка, вечно насвистывающий себе под нос мелодии из старых фильмов.

- Вы снова запаздываете, - недовольно отметил он, - и, как всегда, что-нибудь да забудете... Присаживайтесь, вздохните глубоко и свободно, полное расслабление...

Гример подкатил к посетителю кресло, выдвинул из стены квадратное зеркало, открыл железную дверь сейфа и начал задумчиво копаться в его многочисленных отделениях.

- Ну и кем мы будем на этот раз... - вслух размышлял он, - кого бы подобрать? Чтобы просто, непритязательно и без особых примет... Ага, нам подойдет тип 24-Б12... Вполне приемлемо...

Гример выбрал пакетик, разорвал его, достал маску и, осторожно раздвинув ее до нужного объема, аккуратно одел на лицо Утешителя.

- Нормально? Не жмет? Не давит? Как глаза? Рот? Носовые пазухи? Есть жалобы?

Лазарь пожал плечами. Маска не имела для него решающего значения: чужая оболочка предназначалась для страховки, не более. Добротная порция вкусной пищи, предложенная на завтрак инстинкту самосохранения.

- Смотрите-смотрите, - требовал гример, - вы должны чувствовать себя вольготно и естественно. Где-то даже вальяжно... Детали имеют решающее значение...

- Все в порядке, - сказал Лазарь, вставая. - Мне пора.

- Вы забыли перчатки, - захихикал гример, - ну как же без них, с голыми лапками?!

Он вынул из нижнего ящика еще один пакетик и помог Утешителю натянуть тончайшие, едва заметные, пленки на ладони. Перчатки ввели не так давно, после гибели Мак-Грегора. Во время очередной акции в доме погибшего, среди гостей, оказался сторонник Республиканской армии. Он заранее покрыл свои руки специальным составом и, приветствовав Утешителя, оставил на них след его пальцев. Вычислить по общей компьютерной системе обладателя отпечатков было совсем несложно... Боевик РА пришел прямо в школу, где преподавал Мак-Грегор. Он дождался конца уроков, поднялся в учебную аудиторию и подойдя вплотную к преподавателю, выстрелил ему в голову. Два раза. Затем, убедившись, что объект мертв, приставил пистолет к своему виску и еще раз нажал на спуск. С тех пор правила техники безопасности обязывали сотрудников Службы утешения кроме маски, одевать на время акции и перчатки. Так, на всякий случай...

"Всего не предусмотришь, - как-то признался Мак-Грегор, - можно уберечься от слова, но от пули... Моя, думаю, уже летит к цели; возможно, я сам выпустил ее... Это было давно, так давно, что и вспоминать не хочется. Мы были молоды, злы, и несли на загривках тяжелые рюкзаки, набитые едой и боеприпасами. Шла война, или что-то вроде того. Глупая, бессмысленная и никому ненужная. В те времена любили повоевать, особо, если противник слабее и победа совсем близка. Как тогда казалось... Мы сидели в траншее, а они наступали, а потом они откатывались на свои позиции, и мы шли вперед, подставляя головы под пули. Все одно и то же. Но сначала мы сидели в траншее, а они шли на нас. Я поднял карабин и выстрелил в ближайшего, но промахнулся. "Ну, ты и придурок! - рявкнул над моим ухом сержант. - Надо бить точно. Неужели ты не знаешь, что выпущенная в небо пуля рано или поздно вернется к тебе?! Даже если ей для этого придется обогнуть всю Вселенную?! Ты будешь жрать, ласкать баб и корчить рожи знакомым, а маленький литой кусочек свинца с каждым годом подбирается все ближе и ближе, он несется к тебе, чтобы вонзится в жирное, хорошо откормленное тело!.." И сержант захохотал. Он смеялся громко и гнусно, пока разрывная пуля не ударила ему в грудь. И тогда он захлебнулся кровью, но все еще продолжал хохотать..."

- Вы вроде торопились, - напомнил Лазарю гример. - И на улице вас заждались.

Приземистый броневик находился возле подъезда. Несколько сзади застыли семеро мотоциклистов - служба сопровождения. Утешитель забрался внутрь, устроился на сидении, и подал сигнал водителю. Секунда, и кавалькада тронулась с места. Еще немного и они окажутся на центральной трассе города, надрывно гудя сиреной. Машины будут застывать у обочин, пропуская их серый кортеж, и люди судорожно, словно по команде, протянут руки к телефонным трубкам, чтобы выяснить - а не к ним ли в семью мчится Вестник скорби?! Но спустя минуту окружающие облегченно вздохнут: нет, не к ним, у них все в порядке.

Члены семьи погибшего предупреждаются заранее, предупреждаются еще до появления Утешителя. Это правило известно всем, но люди продолжают звонить, люди боятся внезапно оказаться в Океане горя, хотя его воды уже подступают к ним со всех сторон...

Сзади прозвучал надрывный сигнал. Из ближайшего проулка выехал черный длинноносый автомобиль с желтыми номерами Системы безопасности и почти вплотную приблизился к эскорту сопровождения. Броневик резко снизил скорость и замер посередине трассы, автоматическая дверца плавно отошла в сторону, и из салона автомобиля на свободное место рядом с утешителем быстро перебрался дежурный аналитик Конторы.

- Привет, Лазарь!

- Привет.

- Я здесь! Продолжить движение. - Скомандовал гость и броневик, в плотном окружении мотоциклистов, покатил дальше.

Аналитик беззаботно расположился на откидном сидении, открыл миниатюрный компьютер, застучал по клавишам и заговорил стремительными, четкими фразами:

- Ридер Тан, 23 года, шатен, рост 184 сантиметра, цвет глаз карий, курсант Высшего училища военного ремесла, политические симпатии - блок "Свободный народ Севера"... Погиб сегодня на рассвете, в 6 часов 24 минуты, возле автобусной остановки маршрутов 8,9,12... Разрешение к публикации будет выдано через 2 часа 10 минут... Компактная бомба с часовым механизмом... Очевидно, она находилась в... - Аналитик оторвал свой взгляд от экрана компьютера и посмотрел на Лазаря. - Знаете, такая маленькая пластмассовая коробочка: "Горячий завтрак". "Налей стакан кипятка и взболтни его слегка". Они все чаще и чаще прибегают к подобным штучкам... Увлечения пострадавшего: футбол, коллекционирование марок, езда на мотоцикле... Подруга - Берта Клон, брюнетка 19-ти лет, цвет глаз зеленый, студентка историографического факультета, политические пристрастия - Национальная партия... Любимое домашнее животное - кошка Гита... Состав семьи Ридера Тана: мать - Ирен, 46 лет, худощавая блондинка, цвет глаз серый, служащая регионального банка, десять лет безупречной работы, политические пристрастия - блок "Любимая Родина"... После смерти мужа, отца Ридера, живет одна... Увлечения: приготовление сладостей, чтение любовных романов, третий киноканал... Сексуальная связь с Ником Дастером, чиновником почтового ведомства...

"Все обо всех", - подумал Лазарь. В который раз он работал вместе с аналитиком, но так и не смог привыкнуть к его, донельзя выжитым, характеристикам. Тот будто мгновенно создавал из окружающего пространства броские, размалеванные аляпистыми красками, ярлыки и нагло цеплял их на мертвых и живых, не очень-то заботясь о каких-то моральных принципах. Максимум информации из возможного минимума - означал главный девиз аналитической службы Конторы. Все обо всех, и только так. Когда-нибудь, случись что и с ним, тот же аналитик, усевшись рядом с другим Утешителем, начнет бодро передавать информацию о Лазаре, не упуская ни одной реальной детали, способный повлиять на работу в предстоящей акции. Кто, что, когда, с кем...

- Сестра-двойняшка Вита, 23 года соответственно, шатенка, цвет волос карий, ассистентка в больнице Северного округа, политические пристрастия - Объединение в защиту окружающей среды... Увлечения: спортивные танцы, туризм, пятый телеканал, аквариумные рыбки... Сексуальная связь с доктором Агесом, работающим в той же больнице... Младший брат Роберт, 17 лет, низкорослый шатен, цвет глаз карий, студент подготовительного отделения Архитектурного университета, политические пристрастия не определены... Увлечения: травяной футбол, музыка ин-до-тар... Сексуальная связь с Энни Тояровски, 16 лет, учащейся гимназии... Руди Тан, дядя, 51 год, широкоплечий брюнет, цвет глаз зеленый, техник из Студии авиамоделей, политические пристрастия - блок "Единение во имя порядка"... Увлечения: седьмой телеканал, сборка эктеков, нетрадиционная астронавтика... Сексуальная связь с Энди Габером, 27 лет, таксистом из Северного предместья... Есть вопросы?..

- Кто еще может присутствовать при прощании?

Аналитик поскреб пальцами подбородок.

- Имеется пара-тройка субъектов, но их появление маловероятно. Отсечем, по возможности. Дать сведения? Впрочем, стоит ли загружать мозг лишней информацией? В любом случае, вам придется работать прежде всего с членами семьи. Есть вопросы по близким родственникам?

- Да нет, - Утешитель покачал головой. - Главное выяснится только на месте. Как бы не хороши были ваши данные, они мне дают довольно мало...

- Чем богаты! - язвительно улыбнулся аналитик и отдал команду.

Броневик остановился, дверь открылась, и Лазарь снова остался один. Утешитель всегда остается один...

Мак-Грегор любил повторять эти слова. Он стоял у истоков Службы и, вероятно, был тайным идеологом ее обоснования. Все началось с момента Осознания. Еще тогда, в древнем первобытном мире, заселенном прыгающими трехметровыми чудищами и летающими монстрами. Когда человек, едва встав на ноги, вынужден был отбиваться и от врагов, и от собственных мыслей. Когда он впервые понял, что смертен... Как это произошло: над телом убитого в схватке сородича, или возле подавившегося кусом мяса ребенка, или при судорогах умирающей от кровотечения роженицы? Кто знает? Но человека обуял страх: непонимание смерти сменилось пониманием неизбежности конца, за которым мрак, пустота, гниль и труха... После этого и возникли обряды, традиции, религии, все, способное смягчить боль утраты и ужас осознания. И нельзя сказать, какое из этих двух чувств было сильнее...

Человек, даже самый сильный, не может по-настоящему выразить свою скорбь - ему мешает сделать это страх. А скорбь надо отделить от себя, надо выдавить боль, отпустить на волю тягостное переживание, до невозможности сковывающее сердце... хотя бы для того, чтобы жить дальше...

И люди искали выход. Они сооружали памятники на могилах, создавали склепы, пирамиды и гробницы, нанимали плакальщиц и отпевателей. Потом им на смену пришли специальные психологические службы и, в качестве высшего и последнего звена, утешители. До открытия бионакопителей утешителей набирали из армейских психологов, специалистов по части системных переживаний, но когда некий ученый из Южной провинции изобрел свой чудесный аппарат, способный аккумулировать человеческие чувства и провести невидимую взаимосвязь между людскими душами, для этой работы понадобились сотрудники с иными способностями.

Лазарь не раз вспоминал, как попал в Контору. Был обычный рядовой тест, который работники фирмы проходят не менее трех раз в полугодие. Именно, исходя из его результатов, определяли индивидуальный рейтинг, сулящий некоторый добавки к заработной плате. Но вместе со знакомыми таблицами и картинками им предложили какие-то странные красные формы, напоминающие на ощупь мягкие игрушки. Надо было поочередно взять их в руки и представить небо, лес, озеро и вспаханную землю. Ничего сложного, но именно после этого задания Лазаря вызвали в кабинет начальника, где один из проверяющих предложил ему встретиться в другом месте.

Затем последовали сотни тестов, проверок, исследований, после чего авторитетная комиссия сделала вывод: перед ними человек, обладающий уникальными возможностями, способными привести бионакопитель в действие. И он подходит на роль Утешителя.

А потом началась трехлетняя учеба. Занятия по психологии, педагогике, парапсихологии, биологии, медицине, технике общения, мимике, искусству речи и многому другому, необходимому для его новой работы. Но только один из предметов мог принести реальную пользу: техника работы с бионакопителем. Все остальное служило пустым и нелепым приложением. Правда, Лазарь понял это лишь после своей первой акции...

- Мы прибыли! - сообщили по внутренней системе связи. - На выход!

Лазарь подтянулся, поправил одежду, внутренне собрался и ступил на тротуар. Все было готово к его появлению: десять пистолетчиков, сменяя друг друга, выписывали сложные круги на асфальте, прикрывая его от возможного огня снайперов.

- Адрес: улица Трех героев, дом 14, этаж второй, квартира 3. Свернете в переулок и возле розового фасада направо. Вас ждут офицер! - сказал сопровождающий.

- Есть. - Ответил Лазарь.

Как и полагалось в подобных случаях, до дома пострадавшего примерно десять минут ходьбы. Согласно традиции Утешитель не мог подъехать прямо к подъезду. Он должен был пройти это расстояние сам, пешком, неся на своих плечах скорбь государства, потерявшего бесценную жизнь кого-то из своих поданных. Каждый следующий шаг, приближавший его к дому, должен был быть медленнее предыдущего, а чувство страдания, зародившееся в груди, усиливали волны заработавшего бионакопителя. Несмотря на огромный риск, он обязан пройти этот путь, пройти его один. Путь очищения, путь постижения и осознания, путь боли и борьбы с болью, путь неимоверной тоски по потерянному брату, которого ты так и не узнал в своей жизни...

Пистолетчики продолжали сновать сзади и спереди, аккуратно раздвигая образовавшуюся толпу. Где-то на крыше или на верхней лестничной площадке вполне мог притаиться снайпер Армии Освобождения. Кто знает: может быть, сегодняшняя смерть лишь повод для уничтожения Утешителя, хитроумная западня приготовленная стратегами РА? Лазарь старался понять и их. Сжившись в единое существо с бионакопителем, он способен был понимать всех. Он видел в тайниках подсознания молодых генералов Республиканской армии, их загорелые и огрубевшие под холодным ветром высокогорных долин лица, слышал короткие фразы, брошенные наспех уходящим в бой. Они умирали, не дожив до старости, умирали ради Идеи, чистота и притягательность которой уже давно покрылась толстым слоем грехов и грязи...

Он понимал отчаянных снайперов Армии, безусых мальчишек, живущих с именем Дьявола, но умирающих с именем Бога. Они стреляли из самых неудобных позиций, вкладывая жизнь в один единственный выстрел, ибо после него всегда следовала расплата. Где бы они не засели и какое бы прикрытие не выбрали, обнаружение грозило смертью, а оно было неминуемо. Расставленные на улицах фиксаторы мгновенно определяли местонахождение стрелка и тревожным гулом сирены бросали туда мобильные спецгруппы Службы безопасности. А пешеходы мчались на выстрел, крича от восторга, - первый, указавший на снайпера, получал приличное вознаграждение от Конторы. И начиналась веселая и кровавая охота...

Лазарь представлял и стратегов Армии, усталых, охрипших от постоянных споров, мужчин, идеалистов и романтиков до мозга костей. Они старательно ковырялись в призрачных догмах, пытаясь вырвать у прошлого будущее. Но у прошлого можно вырвать только прошлое...

Замысел их был прост и бесхитростен: чем хуже, тем лучше. Сделать все, чтобы в стране воцарилась атмосфера страха, отчаяния, паники. Террор должен стать всеобщим и всесильным: пусть каждый почувствует на собственной шкуре его мерзкое дыхание. И тогда волна народного гнева, словно река, вырвавшаяся из берегов, сметет систему государства, опрокинет его структуры, уничтожит все, встреченное на своем пути. Да, в едином порыве народной ненависти будет ликвидирована и сама Республиканская армия, возможно, даже в первую очередь, но это будет не только ее поражение, это будет и поражение системы - силы, на борьбу с которой она направлена, - а, значит, сие поражение, на новом этапе, превратится в Великую Победу, когда можно будет все начать с начала, собирая здание Грядущего по кирпичику.

Но этому мешали утешители - последнее оружие Империи. Единственные, кто еще как-то мог сдерживать мощнейший напор стихии; люди, выполняющие функции ключевых балок старой плотины, способной остановить воду, прежде чем она зальет и поглотит огромный беззащитный город... А потому именно на них и был направлен главный удар...

Лазарь шел по улице, вдоль коридора любопытных. Здесь были продавцы из ближайших лавок, покупатели, нищие, полицейские, соседи, просто случайные прохожие. На их застывших лицах проглядывали печаль, страх, сочувствие, но и едва скрытое удовлетворение: все-таки не меня, все-таки сегодня я в стороне. Фигуру Утешителя провожали тревожными взглядами - многие предполагали, куда он шел и пристально следили, чтобы их предположения оказались верными.

Ноги, казалось, стали каменными, - приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы отрывать их от асфальта и передвигать вперед. Еще шаг, еще... В любое мгновение может раздастся выстрел: снайперы Республиканской армии, выпрыгнув из-за спин зевак, стреляют на лету - у них считается это особым шиком, фирменным знаком смертников. Выстрелить, прежде чем тебя убьют. Опередить на миг, на секунду, на вздох. И ты должен ждать этого выстрела, мало надеясь на мечущихся вокруг пистолетчиков, на благосклонность Судьбы и на счастливое стечение обстоятельств. Либо, размышляя попутно, сколько именно средств может выделить руководство Конторы для захоронения тела своего сотрудника на правительственном кладбище, и кто из высших персон республики будет присутствовать на торжественной церемонии...

А вот и темная ниша подъезда. Раньше, у дверей дома, стоял последний караул (двое часовых с черными повязками на рукавах), но с недавнего времени от него отказались: прощание - частный ритуал, и нельзя привлекать к нему повышенное внимание окружающих. Так будет лучше для спокойствия общества. А спокойствие общества - главная задача любой власти.

Утешитель тяжело вздохнул и поднялся по лестнице. В прихожей, на пустом столике, сиротливо стояла пластмассовая коробочка - очевидно, ее забыли взять перед уходом.

"Пластмассовая коробочка, - припомнил Лазарь, - кто обратит на нее внимание, находясь в гуще толпы дожидающейся автобуса? Стопроцентный вариант..."

Он дотронулся кончиками пальцев до маленькой квадратной крышки и ощутил невыносимую боль. На мгновение он стал Ридером Таном в его последние минуты агонии. "Боже, насколько это тяжело и страшно... Как несправедливо, почему я должен уходить сейчас, почему, зачем, нет, нет, не надо, я не хочу, мама!.."

Утешитель скривился, сжался, сполз по стене на пол и несколько секунд находился в состоянии вибрационного транса из которого смог выйти только благодаря силе воли и многолетнему опыту.

Выглянувший на стон служака похоронного бюро, облегченно вздохнул и поспешил сообщить собравшимся хорошую новость (если ее можно было назвать "хорошей"):

- Прибыл Утешитель, господа! Утешитель!

Кроме него и представителя командования, в холле находилось еще пятеро: все, как и предусматривал аналитик. Подруга, сестра, младший брат, дядя и мать. Женщина сидела в кресле, девушки на диване, паренек на низкой табуретке в углу комнаты, а мужчина бессмысленно теребил бахрому занавески. При его появлении все встали.

- В этот скорбный час я с вами, друзья мои. Я всегда с вами... - сказал Лазарь и, подойдя к одной из девушек, взял ее за руки.

"Что я могу сделать для тебя, Вита? Ровным счетом ничего. Мир перевернулся; он переворачивается, когда мы теряем кого-то близкого, и стоит на месте, если кто-то теряет нас. Ты ведь не раз видела, как молодые и здоровые люди, поскользнувшись на горной круче, падают вниз, в гигантскую безвозвратную пропасть. Сначала ты плакала, а потом перестала плакать. Это случалось так часто, что ты привыкла...

- Но это мой брат! Ты понимаешь?! Мы жили вместе, мы были вместе, мы - одно и то же!

- Не спеши. Вы - взрослые, и у каждого из вас уже своя жизнь. Ты находишься в своем мире, а он в своем. И кто знает, кому из вас было лучше тогда, а кому лучше сейчас. Может быть, откуда-то сверху или снизу, из другого пространства, Ридер смотрит на тебя и его сердце заполнено жалостью: бедная моя сестренка, сколько ей еще предстоит...

- О чем ты говоришь! Опомнись! Его нет, а я не верю, что его нет! Понимаешь, ты!

- Не паникуй, девочка. Умные люди считают, что у подлинной скорби семь стадий, и первая - отрицание. Я не хочу мешать тебе бороться с проклятой явью. Она все равно, рано или поздно, проиграет тебе, но нужны силы, а они у тебя есть. Ты - сильная девушка, Вита, ты - из тех, кто сражается до конца. И я знаю, я верю - ты победишь. Но и чувствуя в себе силу, не бойся показаться слабой. Не спеши, выбирая путь, не опирайся на первую, протянутую тебе руку, будь спокойнее и осмотрительнее. Твоя печаль сразу не пройдет, но кто любит тебя, поймет и твою печаль. А, значит, и разделит ее с тобой. И только тогда ты поверишь человеку в форме, пришедшему сегодня утром...

- Ты... думаешь?..

- Я уверен. И запомни: последняя стадия скорби - примирение, и оно будет вечно с тобой. Потом, спустя несколько лет, или спустя несколько дней, тебе захочется вдруг засмеяться, затанцевать, запеть, и ты, терзаясь от этого, вспомнишь свою детскую привычку и начнешь ожесточенно грызть ногти. Не пеняй ни на совесть, ни на память, не сдерживай свои желания и инстинкты, не страшись собственной натуры: все правильно - ты молода, красива, весела и должна жить так, как велит сердце. А боль и скорбь о брате никуда не денутся - они останутся, они с тобой до конца, как и я..."

Лазарь обернулся ко второй девушке, молча застывшей в стороне.

"Прости! Я сразу почувствовал, что тебе здесь тяжелее, чем всем остальным. Ты их плохо знаешь, а я их не знаю совсем, значит у нас с тобой много общего, и мы сможем друг другу помочь. Должны помочь. Вы познакомились у Сарта, я помню тот вечер. На нем был черный пиджак и помятые армейские брюки. А больше всего тебе нравилось, что когда он смеялся, то слегка запрокидывал голову. Тебе подумалось: так может веселиться только очень добрый и хороший человек. И ты не ошиблась. Он был всем хорош, этот юноша, и его боготворили окружающие. Как ты вмазала Ванде, когда та попыталась утянуть Ридера к себе. Хороший удар, я бы так не смог.

Вот ты и улыбнулась! Ну и правильно. Ридеру бы не понравились слезинки на твоих щеках, он вообще боялся девичьих слез. Может быть, это было единственное, чего он боялся. А вот и еще. Вы стояли у пальмы в Западном парке, и он пытался сотворить из твоих волос какую-то немыслимую челку. И ничего-то у него не получалось, хотя он был великолепный выдумщик. Под ногами шелестели желтые листья, и было неимоверно легко и приятно, так, как никогда в жизни... Да нет, ты просто не знаешь. На самом деле он сочинял о тебе стихи. Просто боялся их показывать. Стеснялся, что ли?! Думал, ты будешь их передразнивать, или, еще хуже, притворишься, будто они - само чудо поэзии. Но на самом деле стихи были не так уж и плохи. Вот, к примеру, эти:

Моя рука в твоей руке

И все движенья налегке,

На уголке, накоротке,

Ведь не поймешь, - не взглянешь.

Блестит под солнцем водопад,

И будто сотни лет назад,

Волнует сердце беглый взгляд

Блестящ, как чудный глянец.

Моя рука в твоей руке

А сердце в маленьком комке,

Откроешь - не поймаешь.

Но стоит ли ловить успех,

Безумство, счастье, славу, грех,

Богатство, уваженье всех,

Когда любовь теряешь?

Как тебе? Мне тоже нравятся. Легкие, воздушные, нежные, - как он сам. Тебе надо с ним проститься. Спокойно и просто. Будто, Ридер вышел куда-то, прикрыв за собой дверь. Да, твой парень больше не вернется, но запах его духов еще витает в воздухе комнаты. Правда, спустя какое-то время исчезнет и он. Все исчезнет, кроме воспоминаний. Надо смотреть на вещи проще. Точно так бы сказал и сам Ридер, ты же знаешь. И, последнее, что в какой-то мере успокоит тебя. Ты не беременна, не переживай. Это была обычная задержка. Результаты анализов, лежащие в студенческой лаборатории, говорят об этом: завтра тебе их покажут, и все встанет на свои места. Можно жить дальше, девочка..."

Лазарь подошел к юноше и выдвинув из-за стола другую табуретку, почти такую же, на которой сидел тот, устроился рядом. Сиденье было жестким и из него торчали круглые шляпки холодных железных болтов.

"Тебе страшно, мальчик, я понял. Ты боишься того, что случилось с ним. Тебя охватывает дрожь только при одной мысли... Я постараюсь успокоить тебя. Я смогу это сделать. Мне тоже было страшно, когда я впервые осознал ВСЕ. Это было давным-давно, в тринадцатилетнем возрасте. Тогда мы жили за городом, на просторной уютной даче. Родители по вечерам сидели на веранде и пили чай, а я неприкаянно бродил по саду, что-то фантазируя. Меня сопровождала огромная мохнатая собака - добрый пес с большущим шершавым языком: он то и дело тыкался головой в мой живот, скуля от радости и преданности. Посреди сада зачем-то стояла железная кровать, и я лег на нее, устремив взгляд в небо. Все происходило поздним вечером, на темном небосводе уже блестела россыпи звезд и возникало ощущение... ощущение гигантского расстояния разделявшего их и меня. И тут словно острая пика пронзила мое худенькое слабое тело: я все понял. Я понял, что смертен, что мой путь конечен, что однажды уйду в никуда, а все вокруг останется таким же, как и ныне - тихим, далеким и величественным... Ты хорошо представляешь, что происходило со мной?! Почти то же, что творится сейчас в твоем сердце. Боль, ярость, тоска, жалость, безысходность и мрак смешались в один гнетущий разрывающий душу клубок, и он не мог выйти наружу, не мог исчезнуть, не мог перейти в нечто иное - пустое и безболезненное. Он терзал меня, доводя до неистовства... От сумасшествия, а так бы оно и было, меня спасла собака. Она взобралась на кровать и посмотрела на меня своими круглыми, умными глазами. Она глядела так, как смотрят взрослые на детей, стремясь спасти их от бессмысленного страха, когда ребенок, пугаясь темноты в комнате или тени от старого стула, орет во все горло... или немеет от ужаса. Собака смотрела на меня, а я на нее, - и одна мысль медленно сменяла другую. Да, я умру, но собака умрет раньше меня, ей осталось два или три года - собаки живут недолго. Еще живы мои бабушка и дедушка, но и они уйдут в свой срок. Затем умрут мои родители, и только потом... я. Существует определенный порядок, и никто не способен изменить его. А потому надо смириться. Надо смириться и жить, стараясь не упустить ни одного мгновения, ни одной секунды, предоставленной тебе на этой Земле. Ведь другой не будет, скорее всего, не будет... Я не могу сказать, что страх исчез. О, нет. Просто я загнал его внутрь, набросив вериги Неизбежного. Но время от времени, он снова вырывается наружу и будоражит сознание. И с каждым разом мне все труднее и труднее совладать с ним - ведь мой час все ближе и ближе, и рядом со мной уже нет ни собаки, ни бабушки, ни родителей... Но я держусь. Я должен противостоять этому, иначе не стоит жить дальше, работать, бороться, на что-то надеяться. А ты похож на меня. Разве что злости немного больше, но ее надо гасить, как ветер тушит огонь. Злоба и ненависть - плохие помощники в борьбе со страхом: они предадут и подведут тебя, не полагайся на их силу, она призрачна. Тебя могут уберечь только доброта и любовь. Настоящая любовь, мальчик..."

Мужчина продолжал стоять у окна. И уже усталый мозг выдал данные: Руди Тан, 51 год, дядя...

"Ну что ты?! Ты не помнишь меня, солдат?! Неужели не помнишь!? На самом деле?!! Ведь это я был с тобой на перевале Эгонт, когда враги выбросили десант в наш тыл и тяжелые танки, круша все вокруг, со скрежетом ползли по склону... Кто, как не я прикрыл тебя во время той, последней, и, казалось, безнадежной атаки?!! Ага, вот гримаса на твоем лице и разгладилась. Я вижу: ты узнал меня. И как ты мог не узнать своего друга, даже если мы провели рядом, плечом к плечу, всего двадцать горячих минут. Ведь такое не забывается. Да, тяжко, чертовски тяжко, когда гибнут молодые. Но ничего не поделаешь. Мы старые, продырявленные во многих местах, вояки, знаем, почем пуд лиха. Нам незачем распускать нюни, подавая дурной пример близким. Смерть - грязная и мерзкая старуха, гоняющаяся за нами. Ну и что, - мы еще повоюем с ней, мы еще начистим ей рыло. Ридер было хорошим парнем, и метко стрелял на полигоне. Уверен: попади он в серьезную заваруху - был бы надежным партнером в бою. Как ты на том перевале. Скажу по секрету: Ридер собирался поступать в летную школу. Представляешь? Он мечтал, как и ты, связать свою жизнь с небом. Он старался во всем походить на тебя. Он любил тебя, черт подери! Ах, как он любил тебя!.."

Мужчины почти одновременно вздохнули, обменялись короткими, в чем-то неловкими взглядами и пожали друг другу руки, застыв на мгновение. Все, что можно было сказать, было сказано.

Оставалась еще женщина в кресле. Лазарь никогда не изменял своему правилу: самое трудное - напоследок, самое главное - напоследок, самое горькое - напоследок, когда уже силы на исходе, бионакопитель на пределе, и ты живешь в мечущихся всплесках неуемной скорби. Только тогда ты способен кому-то помочь, помочь по-настоящему, - без психологических и тональных эффектов, без копания в чужом подсознании, без перманентных перевоплощений, локальных иллюзий и чувственных симуляций. На первом и последнем уровне: на уровне души, на уровне собственной сути...

"Мне было тяжело, но я пришел к тебе... Я - твой дед, Мария-Ирена. На улице завывал ветер и, помнится, от мороза трещали окна. На мне плотно сидел полушубок, стянутый широким ремнем. Ты, маленький, лупоглазый несмышленыш, приковыляла ко мне на тоненьких ножках-спичках и осторожно подняла свой острый подбородок кверху. "Кто это?" - донесся писк из твоего ротика. "Это я, Мария-Ирена", - ответил твой дед. "Ты уйдешь?" - спросил ребенок. "Я уйду, девочка, но когда тебе будет плохо, я обязательно вернусь". Ты успокоилась, погладила пальчиками мой полушубок и громко сказала кому-то в углу комнаты: "Вот видишь, кто у меня есть! Он тебе задаст!" И вот я вернулся... Ты меня никогда не видела, и я не видел тебя... Я - твой отец, Рена. Когда я погиб, тебя еще не было. Так получилось, малыш. Прости. Не думаю, что твоя мама, наша мама, когда-нибудь упоминала обо мне. Она не виновата. Все сложилось случайно и нелепо. Я-то и узнал обо всем в последнюю минуту. Когда распечатал конверт и стал читать письмо. На другом конце планеты, за несколько минут до того, как с горы свалилась эта проклятая лавина. А твоя мама думала, что я живу-поживаю где-нибудь на островах Южного моря, а не лежу под снегами вечного Тибета. Она до самого конца ничего не знала, как и ты... Нет, малыш, я бы конечно приехал. Я не мог не приехать к тебе, к такому ласковому, замечательному чуду со звонким смехом. Мы своих не бросаем, дочка. Ведь, ты даже не знаешь, каким я был. Высоким, стройным, веселым непоседой. Неунывающий блондин - так меня звали друзья. Ты похожа на меня, я уверен. Во всем, или почти во всем. А сейчас я вместе с тобой. Я рядом, дочка, я тут... Сердишься, что я появился? Но я не мог оставаться там. Сегодня не мог...

Я - твой муж, Рена. Как глупо все вышло... Нелепо! Я рассчитывал совсем на другой вариант. Извини, тебя всегда бесили мои математические выкладки. Но - какой есть. Потерять сына в таком возрасте... Бред! Даже не могу представить, как бы себя вел, останься в живых. Тебя это разозлит, знаю. Мол, я опять лишь о себе пекусь, эгоист и зануда. Как бы выглядел, что бы одел, о чем говорил. Я, я, я... Да-да, ты права, снова и как всегда, права. А на самом деле мне тоже больно. Куда больнее, чем ты можешь представить. Может, это тебе хоть в чем-то поможет... Знаю, у тебя появился новый дружок. Правильно сделала. Того парня, из Центра промышленных технологий, я недолюбливал. Уж очень он хитрый и ловкий. Такие способны на всякую подлость. Молодец, что отшила его. Этот будет поспокойнее и понадежнее. Может, в конце концов оформишь с ним свои отношения. Я не против.

А Ридера жаль. Славный мальчонка... Помнится, мы играли с ним в настольный крокет... А потом я учил его бросать мяч в корзину, пусть и сам не очень-то умел делать это... Если разрешишь, я еще побуду здесь какое-то время, хотя, понимаю, от меня довольно мало проку... Ты думаешь, что я стою у окна? Нет, я ближе. Я гораздо ближе...

Я - твой брат, Рен. Если надо на кого-то опереться, не забудь о Руди. Верно, мы плохо ладили и спорили по пустякам. Нелегко иметь старшего брата, которого то и дело заносит куда-то в сторону. Когда помимо своих бед и проблем, надо решать и его. Но это в прошлом. А сегодня я с тобой, я рядом, у окна. Вернее, ты думаешь, что у окна - а на самом деле намного ближе. Нас связывает не только кровь, сестренка, не только материнские истерики и нищета, в которой прозябала наша юность, не только стремление вырваться из адского круга неудач и поражений. Нас связывает любовь... Мы любили Ридера, мы любим Виту... Но мы любим и друг друга, хотя никогда не признавались в этом. Такая уж порода. И хотя у нас были разные отцы, но мать-то одна, и она выдала нам схожие гены. По полной программе. И от этого никуда не деться. Я, один, знаю, как тебе плохо. Я, один, могу почувствовать твою истинную боль и тоску. Я, один, понимаю тебя. Обопрись о меня, сестренка. Старина Руди поможет тебе, как и ты помогала ему в этой жизни...

Я пришел попрощаться, я не мог не прийти... Я - твой сын, мама. Мне было очень плохо. Больно, тяжело и обидно. Я звал тебя, но ты не пришла, мама. Ты и не могла... я понимаю. Но все это длилось несколько мгновений, не переживай. А теперь пришел я. Тебе трудно и я пришел. Я люблю тебя, мама. Давай поплачем..."

Лазарь обнял женщину и заплакал. Они плакали вместе. Плакали все, находящиеся в комнате.

А потом он ушел...

Пистолетчики все еще мелькали перед глазами, прикрывая отход до броневика. Два офицера бережно поддерживали его под руки, а Лазарь, едва переставляя ноги, еле-еле плелся, задыхаясь от переполнявшей его боли. Инструкции требовали от Утешителя после прекращения сеанса немедленно снять бионакопитель, но он знал: ничего не изменится. Боль останется, ведь она внутри.

И только в здании конторы, сняв маску и перчатки, он ощутил некоторое облегчение. Но оно сменилось чувством стыда, когда в знакомом коридоре он заметил Джейса. Тот, виновато улыбаясь, манил пальцем в свой кабинет. Маленькая комнатка, на которой примостилась цифра пятнадцать. Сегодня - 15.

- Ну, как? - осторожно поинтересовался Джейс. - Все в порядке? Как всегда?

Лазарь кивнул, стараясь не встречаться взглядом с хозяином кабинета.

- Есть что-нибудь по моей части? - наклонив голову, будто нашкодивший щенок, заметил Джейс. - Ты ведь проникаешь туда, куда не достают наши самые новейшие уловители...

Утешитель промедлил.

- Ты давал присягу, - тихо напомнил контрразведчик.

- Роберт Тан, студент, 17 лет. Судя по всему, либо уже в структуре Республиканской армии, либо на подступах к ней. Настроен явно антиправительственно. Необходима нейтрализация.

- Сделаем, - кивнул Джейс. - Маленькая пластмассовая коробочка, где-нибудь на автобусной остановке...