ВСТУПИТЕЛЬНАЯ МОЛИТВА ДИВАН-БЕГИ Попытка предисловия Велик Нью-Йорк – вертеп любви и свар!.. Так помоги ж, Аллах меня прости, – Не получить по шее гонорар, С «Дивана», как Обломов, не сойти. Золою стал мой прежний магазин, Сожжен товар… И, преклонив главу, Как на Empire State Building муэдзин, Творю азан – себя к себе зову. В слепящей мгле над бездною завис: Заглянут ли в восточный мой дукан? Уважьте, сэр! Прошу на шоппинг, мисс! Пощупайте – он мягок, мой «Диван». Рулите, сэр! Засыпал я обрыв… А может, ваша спутница права, С усмешкою кивнув на мой призыв: «Похоже, он совсем сошел с «Дива…». …Огней бежит по стритам караван, Летят в «Тойотах» – славно «погудеть». Готов Обломов уступить «Диван»… (Велик диван. Да не с кем посидеть.)
КРИШНАИТЫ НА БРОДВЕЕ, или РЕИНКАРНАЦИЯ Попытка мантры …Среди уличного гама В уши бубен вдруг ударил: Харе Рама, Харе Рама! Рама, Рама, Харе, Харе!
Родилась в ущелье тесном, В царстве каменного глянца, Золотой свирели песня, Закружился вихрь танца! К мантре наклонялись крыши, Полдень вспыхнул алым сари: Харе Кришна, Харе Кришна! Кришна, Кришна, Харе, Харе!
Шли грудные аксакалы И младенцы пожилые… Мимо плыл Бродвей усталый В магазины мировые. Что Бродвею – фарс и драма, Раги бубна и ситара?..
Харе Рама, Харе Рама! Рама, Рама, Харе, Харе!
Брел я вслед – уже не пришлым… Губы пьяно повторяли: «Харе Кришна, Харе Кришна! Кришна, Кришна, Харе, Харе!».
…Нас развел не ЗАГС, а «Боинг»… Но давно я докумекал: Мы – любовники с тобою Аж с пятнадцатого века! Неразгаданная тайна Уплывет еще далече... Изначально-нескончальны, Не случайны наши встречи. Появились мы по блату Древнею первопорою… Не Адамом ли была ты? Рёбра у тебя не ноют?
Океан на берег вылез, Шел, как мы в ОВИР, – стадами… Бог в Нью-Йорк не выдал визы, – Дух носился над водами. Непонятно, что приметил, В дали вглядываясь зорко… Что искал он в Новом Свете, Где и не было Нью-Йорка?..
Жертва ль я первокаприза? Если да – то как без мата?.. Догнала чужая виза – Та, что дух алкал когда-то.
…Но не молкнет зов свирели Кришны на брегах Ямуны*: Мы с тобой под эти трели Аватару** ждем земную. Снова двинемся по кругу В новой жизни… В новом теле… Неужели мы друг другу Не смертельно надоели?
Ты мостишь мои дороги, Сокровенный ключик выдав, Научив топить тревоги В вечной мантре кришнаитов. Жаль, что вновь разлука вышла… Что ж, свидание наметим: Коль в двадцатом веке – крышка, – Жду тебя я в двадцать третьем.
Все слатаем, все починим… Как бы впредь ты пожелала: Чтоб явилась ты – мужчиной? Чтобы я – тобой пылала?
В дивном сне – легла на плечи Рук твоих златая сбруя. Издалече… Издалече В зыбких снах меня врачуешь. Обещаешь чудо-свадьбу, Жарко встретишь в мире тонком… (Может, раньше побывать мне При тебе хотя б котенком?)
Доведется ль воплотиться Вновь горючей нашей паре?.. Харе Кришна! Харе Кришна! Кришна, Кришна! Харе, Харе!..
…Мантру я шепчу неслышно, Брежу пыткой неустанной: Научи, великий Вишну, Как вставлял себя ты в Раму? Знать, хватил вишнёвки лишку, Загулявши на базаре… Харе Кришна, Харе Кришна!.. Кришна, Кришна, Харе, Харе!..
Мой стакан залит слезами, Так что водки и не надо… А глаза твои пронзают Семь тайфунов… Три торнадо…
Пособи же, Вишну правый! Кто иной рассвет подарит: Харе Кришна? Харе Рама? Рама – Кришне?..
Кришна… паре?.. ___________________________ *Ямуна – река, на берега которой свирель Кришны скликала пастушек. **Аватара – в индуистской мифологии земное воплощение божества.
МОЙ АРАЛ Видишь, я опять с тобою – Будто не удрал. У меня плохая новость – Умер мой Арал. Он мне – брат, что хлопнул дверью, И пошла волна... Но цифирь какого Зверя Поднялась со дна? Я возвел себя на дыбу Этого Числа, Уходя дорогой рыбы, Что к воде ушла. Дрожью вод связались руки, Берег стал нагой… Кем я был?.. Беззубой щукой, Важной мелюзгой. Море распахнуло двери И, верша рапид, Бросило себя на берег, Словно пьяный кит. Накатила злая сила, Пали стены вод… Мой народ ты отпустило, – Стиснув свой народ. Тяпнув по глотку свободы, Утолили прыть. Мы сошли… Вернитесь, воды, – Море хочет пить!.. Мне отныне вечной крысой Пульс грызет висок: Не затем Арал ли высох, Чтоб и я утек? Прянув в клетку из кутузки, Ем банан с икрой. Я теперь в Нью-Йорке русский, Но – узбек порой. Стих… Но стих – девятым валом, Кровью на губе… Стать бы для тебя Аралом – Пропустить к себе! Я познал: и море тленно, И мягка скала… Расступаюсь – чтоб из плена Ты уйти смогла. И глаголы вод спрягаю, И склоняю трал… Оглушила весть благая: Грянул Мой Арал. «ХУДО ХОХЛОСА»* Стал Нью-Йорк-воротник нестерпимо тугим, Сжал ошейник души телеса… Мне во сне подмигнул друг-начальник Хаким: «Возвращайся, Худо хохлоса…». …Чай того же разлива сегодня я пью, Ту же – в мыслях – влеку на лавсит… Я одною ногой на Анхоре стою, Над Гудзоном другая висит. Туксон беш** мой горчит… И читаю с листа, Как уходят во мрак голоса… Но – иные, горячие молят уста: «Возвращайся, Худо хохлоса!». Видя призраки дней, обратившихся в прах, Я о главном спросил небеса. И – кивнул… И согласие выдал Аллах… И добавил: «Нью-Йорк хохлоса…». ________________________________ *«Худо хохлоса» – традиционная формула в исламе: «Если Бог пожелает…». **Туксон беш – популярный в Средней Азии зеленый чай № 95, хорошо утоляющий жажду в жару.
НА БАГЕТ…
«На мостовой Гарлема найден убитым художник из Ташкента Альберт Е., двадцати четырех лет, только что приехавший на ловлю счастья и сюжетов. Евреи Нью-Йорка собрали 2000 долларов, чтобы Америка могла вернуть матери тело сына…»
Из газет. Невозвратно ударил Харонов брегет, И к добыче охотник нагнулся... Собирают евреи гроши на багет, Чтоб в Ташкент в паспарту ты вернулся. Зря, Шагалов птенец, ты к Гудзону летел, К пляске волн, угорающих в твисте: В акварели и масле Нью-Йорк ты хотел, – Но в гробу он видал твои кисти. Он убил твой эскиз – и опять доказал, Что Земля – наше вечное гетто, Когда резал твой холст или в спину вонзал Равнодушное ню пистолета. Мегаполис-бандит червячка заморил, Жаркий сурик твой выпила галька... Лучше б ты Регистанам себя раздарил, Умножая Бенькова и Фалька. Я и сам сотый грифель нещадно крошу (Что мне выпишет эта кривая?..). Черно-белый Нью-Йорк я по-русски пишу, По-ташкентски тылы прикрывая. Тяжкий хлопок стихов я прессую в дневник, Сапогами строку приминая… А в глазах – как ты ухом к убийце приник, От натурщика смерть принимая. Ноябрь 1992 ПЬЮ ГОРЕЧЬ to be Ross…
Вкушая водки плачущих берез (К которым так меня и не прибило), Средь саксаула – кактусом я рос… До слез мне больно… Больно после слез… Зато во время слез – не больно было. Январь 1993
ХОРОШО СИДИМ В сумерках я присел в скверике на край скамейки, уже занятой каким-то джентльменом. Пригляделся к соседу – и расхохотался: это была ловкая мистификация скульптора: Железный Статуй Сидящего Прохожего…
Нас свела эпоха, Нелюдь-нелюдим: Мы ходили плохо – Хорошо сидим. Видно, спозаранку Занял ты бивак: Поиграть в молчанку С толпами зевак. Не обрыдло, парень? (Знаю по себе: Я и сам приварен Зодчими к судьбе… Навожу ли шармы, Езжу иль хожу, – На скамейке Кармы Я стремглав сижу). …На лице усталом Вижу тень вражды: По вопросу ль малой Сник, пардон, нужды?.. Видно, дело туго, По глазам сужу. Что ж, рули за угол – Кейс посторожу. Вот и дождь закапал, Заломил струю… Истукану шляпу Я надел свою. Парень медной расы, И не вздрогнул ты… Немо точим лясы С ним – до остроты… Дождь угас, печали Прихватил с собой… Славно помолчали Мы… наперебой… Ночью сон ненастный В омут окунул: Я – сидеть остался, Ты – домой рванул. Дал из сна я драпу, Чтобы снять скорей Грех забытой шляпы С головы твоей. Хоть завел ты моду И под ливнем спать, Грянет непогода – Одолжу опять…
По слогам три вздоха Прошлому кадим: «Мы… ходили… плохо…». (Хорошо сидим!) В АМЕРИКЕ НЕ… (Первые уроки) Я был готов к Нью-Йорку не вполне И начинал Америку тревожно… Мне – прежде, чем шепнуть, Что в Штатах МОЖНО, – Поведали, что абсолютно – НЕ: В Америке не жди, что будешь понят, К растерянности вечной будь готов. В Америке лишь тот мышей не ловит, Кто вместо них ловить решил котов. Движений здесь не делают напрасных, А глянешь в корень – можно онеметь: Америка – страна таких контрастов, Что… черно-белый… впору заиметь. В Америке не задирают лапы, Бьют по ногам – вбегаешь на руках. Здесь вышвырнут на улицу за запах И подберут на улице за пах. Америку с разбега не возьмете, И не купить здесь доллар за пятак. В Америке и мать – чужая тетя, И умник без зелененьких – дурак. Здесь Авеню к величию взмывают, Горизонтально Стриты жизнь влачат… Здесь и собаки лишь по чеку лают, И тигры за наличные рычат. В Америке ни шагу без рекламы, Она всему начало задает: Здесь и дитя грудное сиську мамы Без правильной рекламы не возьмет. В Америке мозги пинком латают, Дырявых после штопки в Штатах нет. В Америке иллюзий не питают – Питают тех, кто платит за обед. Вы сами тут ко многому придете, Причем своими ножками, пешком… Не принято здесь трахать на работе, Тем более – по тейблу кулаком. По бюллетеню в Штатах не вздыхают, Полно здоровья здесь у всех по гроб: С утра по сто пилюль в себя пихают, С улыбкою пиля потом на job. Америка – не сладкая подружка, Ложатся на нее, как на верстак: Америка сдерет с любого стружку, И даже с тех, кто сам сдирать мастак. Но влезши в беды – по уши, по гроб ли, В Америке и рыба – соловей: И скалит зубы радостный «No problem!», И оглушает яростный «О'Key!»…
БАЛЛАДА О МЕШКАХ
Перед эмиграцией я подарил приятелю Диме Дунаевскому шесть тугих мешков любимых книг. По машинам, коляскам, авоськам других знакомых разошлись остальные раритеты…
I
Я Кармы выполнил заданье (С упрямицей попробуй сладь!). Вот я – ходячее закланье… Вот воплей первое изданье… Вот Жизни Полное Собранье: Семья. Баул. Ручная кладь. II
В чернилах – ком. И в сердце – кома. И сам – комок на вираже… И книги, брошенные дома… Багаж: Татьяна, Фима, Рома, – Открытый счет: три веских тома, Что мной начертаны уже. III
Забавный шарж на пилигрима, Ища забвения в стишках, Обрызган супер-лимузином, Стенаю в письмах муэдзином… (…Ты «Избранным» доволен, Дима, Что уволок в шести мешках?) IV
Читай! Мне ж – возвращен Застой. Ну, Мёбиус! Ну, выверт скотский! Ах, ёлки-палки, лес густой… Женат ли выстрел холостой?.. Спроси Жида! Мешок шестой. Пошарь – на дне лежит Потоцкий. V
За океанами-горами – Лагуна моего стишка. Там золотыми вечерами Слагались дни мои – дарами, – В два акта в предстоящей драме, Где шесть мешков – перед глазами И – под глазами два мешка… VI
Не глупо ль – сытою порой Томлюсь забытою цитатой: «………………………………… …………………………………» … Слышь, Дим! Источники открой! (Цитирую: Мешок второй… Шестой баул… Контейнер – пятый…). * * *
Пока потерь угрюмая гурьба Все ж не смогла надежды побороть, Я не спрошу: «Наказана ль Судьба, Коль мною наградил ее Господь?».
* * *
Невкусен в хоре я и переперчен соло, Бегу мундиров, колпаков и ряс. И на щеках моих – увы, не разносолы, Поскольку я всплакнул всего лишь раз.
|