ОХОТА НА ЗАЙЦЕВ
                                            Рассказ

   Иоганн Шюлле, старый доктор работал  в представительстве Австрии в ООН  уже долгих 20 лет. Миссия, в которой он трудился, снабжала продуктами детей Африки и Палестины, часто проводя караваны с гуманитарной помощью через воюющие деревни и горящие города. Иногда пули свистели так близко, что старый профессор молился про себя и прощался с детьми и внуками, вспоминая их всех сразу и по отдельности.
   Честность и добропорядочность, добропорядочность и   честность – вот что завещали ему предки,  и он пронес это через всю свою жизнь.

   Вечером, сидя в стареньком кафе на Банховштрассе маленького Австрийского города  Раувеншабен, доктор  сосредоточено пытался выдернуть мешавший  ему волосок из носа. Скосив глаза на кончик своего длинного гуттаперчевого шнобеля и тихонько посапывая, профессор двумя пальцами подцепил жесткий волосок и наконец выдрал. Взглянув по сторонам – не заметил ли кто-нибудь это не очень приглядное действие, он задумчиво разгладил складки на скатерти, переложил свой телефон в карман и потянулся к большому бокалу на тонкой коротенькой ножке. Смакуя, с наслаждением выпил глоток Рейнмахера, местного пива, которое уже лет сто варили в этом городке. Почувствовав, как приятная прохладная горечь распространилась по нёбу, он медленно окинул грустным взглядом мощенную ровной брусчаткой дорогу, аккуратную полосу живой изгороди, тянувшейся вдоль крепостной стены из красного камня и всю эту прилизанную австрийскую улицу с красивыми коттеджиками и башенкой старинного замка. Тихо пробили часы на башне.
…
   - Иоганн, неужели и ты пойдешь?
   - Часы  пробили, наш час пришел?- загоготал усатый плечистый медбрат из местной больницы. - Ульхен, милая красивая Ульхен. Ну как ты не понимаешь, это наш долг. Неспроста мне сегодня снились крысы, прошлый раз, когда они приснились, умерла тетка Эльза. Мы же хотим, чтобы наши дети получили все самое лучшее и этот мир лучший из миров, и эту страну, самую красивую, и школьные завтраки и нашу историю, и честность и добропорядочность. Да! И честность и добропорядочность! Ты же помнишь, как на прошлой неделе плакала наша Мадлен, когда умер ее щенок, как она не могла успокоиться, и пришлось дать ей брома. У нее доброе сердце, и  она робкая и пугливая. Очень пугается, когда ей сняться крысы, порой кричит по ночам.
   - Я пойду вместе со всеми, я бы пошел даже если бы все остались дома. Я хочу, чтобы крысы перестали мне сниться! Я так больше не выдержу! Я не хочу! Не хочу!
   - Ну что ты дорогой, что ты – Ульхен обхватила его голову руками и прижала к груди, конечно, мы должны это сделать. Мы все, весь город. Слышишь, как хлопают калитки в садах и дворах. По улице шуршат шаги, тысячи ног.
   -Это к нам?!
   -Нет, нет, это еще не к нам, но ты должен быстрее идти. Лучше идти. Чем все это. Проклятые сны!      

   Сегодня на рассвете в концлагере Заксенхаузен произошло, сотворилось, разорвалось, вспыхнуло восстание. Советские солдаты истощенные и голодные с горящими факелами в глазах, прорвали проволоку и, потеряв пятьсот  человек убитыми, вырвались сквозь стены и колючку. Почти триста человек, или триста раз по пол человека или сто пятьдесят раз по целому человеку, вырвались на волю.     

Взрослые мужчины весили от тридцати до пятидесяти килограммов.   Им нечего было терять, все равно жить оставалось неделю - другую. Впереди без ног шел десятиклассник Семен, десятиклассник, потому что в этом возрасте только заканчивают школу, ну а он прибавил возраст в паспорте и … Какое это имеет значение, сегодня утром овчарка коменданта выела ему икры ног, поэтому он бежал без ног, сломя голову и задыхаясь от счастья.

   Австрийцы это все-таки не немцы. Советские люди  всегда относились к ним по-другому. Австрия – это Моцарт и Гайдн. Скрипка и Вена. Сказочная Вена и Штраус, и вальс. Ум-па-па, ум па-па – таратам, таратам, таратам  пам-пам!

   Ноги, самое главное ноги. Если бы не было так скользко. Иоганн поднял сначала один сапог, потом с чавканьем оторвал от брусчатки другой. Нет, так ходить нельзя. Грязь с улиц теперь будут отмывать месяц. Ноги просто разъезжаются. Ну вот - испортил лучшие сапоги. В бычью, светлую мягкого дубления кожу въелась кровь. И ладно бы только внизу нет, забрызгало все голенища. А по нынешним временам такой кожи уже не найти. Куда мы движемся? Все забыто, утеряно, традиции, ремесла – ничего не осталось! 
Кровь течет по брусчатке тонкими ручейками, но кровь не вода, она застывает и сворачивается быстро.
   Проклятье, они прятались даже в костеле. Это же дом божий! Дикари, говорят все они там атеисты. Нет, им не понять, что значит быть христианином. В костеле теперь сладкий запах, и кровь там перепачкала все стены.
   Крысы! Сегодня он, наконец, уснет  спокойно и ему не будут сниться крысы. Иначе он больше не выдержит! Весь город с ним. Каждая добропорядочная  семья отправила всех своих мужчин… Или по другому - не стала отговаривать своих мужей и сыновей. Весь город блуждал в полутемных улицах, перекрикиваясь и пересвистываясь. Глухо ударяли одиночные выстрелы. Дома не остался ни кто.
   Охота на зайцев. Говорят, человек двадцать этих русских ушло, несмотря на заслоны на дорогах. И они теперь не лежат тут, отвернувшись друг от друга, торча костями исхудавших плеч и закатив глаза на этих покрытых ровной брусчаткой… Найти! Уйти не должен ни один. Зайцы, трусливые зайцы…
   В центре, на площади у костела, благородные граждане свободного Раувеншабена  поставили плиту и на ней нарисовали триста палочек. Группами по пять. Каждый раз, когда следующие пятеро беглецов застывали в забытье, распластавшись на улицах города, граждане зачеркивали  следующую группу  из пяти палочек. Следующую…Так зачеркнули всё.

   Ходики на стене мерно тикали и уютный домик на старинной улочке, которой уже насчитывалось двести лет, светил желтым светом своих окон добросердечно и гостеприимно. В камине тихо потрескивали дрова и приятное тепло растекалось по ногам, за окном надоедливо моросил холодный дождь, а здесь было уютно, красиво и вкусно пахло пирогом, который Ульхен испекла  к ужину. Мадлен сидела на коленях у отца и болтая ногой насупившись слушала сказку, которую тот читал ей попивая херес из хрустального бокала, обхватив его толстыми пальцами.
   - К столу, к столу! – позвала Ульхен домочадцев, оглядывая тусклым застывшим взглядом комнату и как будто никого не замечая.
   Иоганн сложил руки, уперев локти в столешницу и полуприкрыв оловянные глаза: 
   - Давайте помолимся. Возблагодарим Господа за то, что он дал нам сегодня хлеб и вино, мир и покой. Да приидет… на этих словах край губ его как-то странно дернулся и зубы звонко лязгнули … Такой же лязг раздался со стороны Ульхен. Иоганн вздрогнул и невпопад закончил – аминь!

   За окном вставало сонное московское утро. Работник Австрийского представительства в ООН  герр Шюлле, скрипя суставами, потянулся  в кровати и посмотрел в окно. Он привез внука на праздник и решил показать ему Москву. Сын герра Шюлле имел бизнес с русскими, работал  в московском филиале фирмы Мерседес  и уже почти чисто говорил по-русски, пил водку  и по пятницам ходил в баню. Внук воспитывался в Австрии у дедушки с бабушкой. Старики души в нем не чаяли.
   Завтракали в ресторане  гостиницы. Овсяная каша, мюсли, жидкий чай. Ну а внуку, конечно, сосиски с яичницей, и на десерт мороженное.
   Позже, когда гуляли по Арбату,  к Иоганну подошла маленькая девочка и стоя в вполоборота, смеясь, стала что-то говорить такому же маленькому внуку. Иоганн засмеялся тоже и ласково погладил ее по головке. При этом уголок рта его как-то странно дернулся, и зубы звонко лязгнули. Крысы, проклятые крысы, они снятся каждую ночь…