ТОПОЛЯ РОДНОЙ ЗЕМЛИ

Часть 2


Да, удивительный наш Самарканд. Навсегда памятным стал он и потому, что именно здесь, на холодной кухне, Костя начал писать свою первую повесть – «Возвращение». Действие разворачивается на земле Каракалпакии, точнее – в плавнях Амударьи, где начинает интенсивно развиваться перспективная отрасль народного хозяйства – ондатроводство. Слова казенные какие, а некоторые из прототипов повести бывали у нас дома, славные, душевные люди. Как-то приехал директор хозяйства Косырев, подарил сынишке нашего друга двух молодых ондатр (демонстрировал на каком-то научном мероприятии). Велел наблюдать, где будут зверьки добывать себе пищу. Мальчишка был в восторге – соорудил в саду целую гидросистему для своих питомцев, с домиком посреди широкого арыка, с небольшим бассейном, плотиками, «чтобы отдыхали». Мы тоже с удовольствием наблюдали за жизнью симпатичных зверьков, приносили им угощение. И соседские детишки приносили: арбузную корку, яблочко, сухарик. А то и конфетку. И очень скоро стали дикарки активными городскими попрошайками: кто бы ни подошел к их арыку, тотчас рядом с пришедшим оказывались две симпатичных песочно-желтых мордочки. Чуть ни из рук выхватывали лакомые кусочки. Зачем было искать природные источники пропитания! Вот такой ценный научный результат!

Ну, а на Амударье новое дело набирало серьезные обороты. Сюда, на работу в звероводческие хозяйства, были приглашены специалисты, открылись новые рабочие места. Эти люди со своими судьбами, у некоторых – не очень складными – зажили новой жизнью на страницах повести. Яркие художественные образы героев повествования, перипетии событий, интересов, судеб…

Но главным в повести была тревога автора о судьбе великой реки, Аральского моря. Константин Волков писал о том, что вследствие неразумного водозабора Амударья мелеет, многочисленные ее рукава и протоки зарастают водорослями, что гибнет новая отрасль народного хозяйства – ондатроводство. А главное – меньше воды попадает в Аральское море, идет процесс засоления этого жизненно важного для огромного региона Приаралья водоема.

И как только в 1965 году книга вышла в свет, в издательство имени Гафура Гуляма, автору пошли многочисленные читательские отклики. Писали о том, что очень интересный материал поднял автор, что привлекают образы главных героев повести, что с нетерпением ждут продолжения. Одно письмо получили с Дальнего Востока, из города Благовещенска. Геолог В. Л. Кузнецова сообщала, что с большим волнением прочла повесть. Отмечала, что и в их краю остро встают проблемы экологии. А еще подчеркнула: «Вы верно видите жизнь. Герои вашей повести – живые, полнокровные, настоящие люди…»

Единством темы и героев связано это произведение с другой повестью писателя – «Время больших протуберанцев». В библиотеках проходили читательские конференции по этим книгам, встречи с автором. А вот строки из статьи Т. Николевой (Татьяны Кулевас), опубликованной в газете «Правда Востока»: «Еще не похолодало после хрущевской «оттепели», еще звучало в ушах «догоним и перегоним Америку», и лозунг «Нам не надо ждать милостей от природы» казался непререкаемым, а автор повести предупреждал о том, какая серьезная угроза нависла над Аральским морем, над поймой Амударьи из-за неразумного разбора воды. Волков знал, о чем пишет. Он был влюблен в эти места, в Аральское море. Встречался со многими людьми, для которых критическое положение в регионе было очевидным. Одинокий голос писателя не был тогда услышан. Но сейчас, с точки зрения нынешнего нашего опыта, мы во всей полноте можем оценить мужество человека, одним из первых забившего тревогу о судьбе Арала».

Это – события 1965 года. На дворе же пока стоял 60-й. И тут у нашего домовладельца реквизировали два лишних земельных участка. Как ни странно, он сказал об этом нам первым. Вот, дескать, такой возможности у вас больше не будет, получите землю по государственной цене, недорого, свой дом построите. « Ни за что! – сразу выпалила я. – В жизни нам такого не осилить!» «Берем! Построим обязательно. Хочу кабинет, детскую, сад для Алены», – отрезал Костя. И заплатили старому выжиге за каждое деревце, за каждый кустик, каждую былинку. Потом выкупили участок у городских властей и стали строить четырехкомнатный дом.



Очень хочется пить... 1961 г.


Подробности опускаю. Во всем себе отказывали, влезли в долги. Но через полгода переехали под свою крышу. И был там у мужа кабинет с огромным окном в листву молодых яблонь. Была светлая детская со стеллажами игрушек, книжек, пластинок. А главное – был просторный сад с цветочными клумбами, с качелями, качалкой, кукольным домиком, песочницей. По выходным собирались у нас мои редакционные подруги со своими ребятишками, и всем хватало места. Два месяца прожил в нашем доме близкий друг Кости, молодой ташкентский писатель – приходил в себя после жизненного фиаско, случившегося где-то на Урале (уральские события обернулись отчислением из Литературного института). Оставались ночевать засидевшиеся гости, никого не стеснявшие.

А главное – на одно лето приехала моя мама Вера Владимировна. Она родилась в Самарканде, здесь прошла ее юность. И почти каждый день она отправлялась на свидание с любимым городом – шла к великим древним памятникам, бродила по каким-то дальним улочкам, заходила в свой бывший район, где на месте маленьких уютных двориков, утопающих в зелени, выросли многоэтажки. Нашла здание, где в годы ее юности располагалась театральная студия, в которой она состояла. Съездила в близкий кишлак, откуда родом была ее няня-таджичка, но никого из родных няни там уже не нашлось. А еще носила цветы на могилу первого мужа Петра Сорокина на старом кладбище. Он был военным и погиб совсем молодым в боях с басмачами.

Когда наш Миша Иосько, заведующий в редакции отделом пропаганды, узнал, кто моя мама, сразу поехал к ней в Ташкент. Вернулся с редкими фотографиями, с очень ценными сведениями, что позволило местным властям благоустроить большой участок кладбища. Поместили таблички с установленными именами погибших бойцов. А на могиле Петра Сорокина, командира этого взвода, был поставлен памятник. Оказалось, он был похоронен в одной могиле со своим ординарцем по фамилии Кручина, имени его мама не запомнила. Был городской митинг. Гремели воинские салюты, играл оркестр, выступали разысканные очевидцы тех далеких событий. Мы с мамой плакали. Да, сегодня историки по-разному оценивают тот давний период времени, но все эти молодые люди остались верны присяге и честно выполнили свой воинский долг. Они достойны людской памяти. А мама тогда, потеряв мужа, осталась вдовой в 19 лет и до самой кончины вспоминала своего удалого Петьку, свою первую любовь.

Дома же у нас она взяла на себя некоторые хлопоты по хозяйству. Успевала кое-что прибрать, приготовить обед к нашему приходу. Вот только с внучкой не оставалась ни на день: в Ташкенте с ней жила моя младшая сестра с двумя своими детьми, и самой большой радостью было для мамы побыть в тишине, иметь возможность распорядиться своим временем. Уезжая, она сказала: «Это было самое счастливое лето за все последние годы моей жизни…» Эти ее слова для меня – и сейчас большое утешение. Скончалась мама всего через два года после отъезда из ее любимого Самарканда…

Вот просто понять не могу – почему вдруг мне тогда так срочно, так нестерпимо захотелось вернуться в Ташкент. После восьми лет нашей вынужденной эмиграции. Может, потому, что Костя часто уезжал по своим писательским делам в ташкентские издательства – у него за эти годы вышли сборники очерков и рассказов, в планах издательства имени Гафура Гуляма стоял его роман, и надо было работать с редактором. А может, просто затосковала по любимому городу и его людям. Сказала мужу. Он был легким на подъем, мой Костя: «Ну, раз так хочешь, будем переезжать».




1964 г. Ташкент


А в Ташкенте – «все тот же сон»: одна огромная комната, общая кухня. И в придачу – Костин дядя Илья Николаевич, который приехал к сестре «перекантоваться», да так в квартире и прижился. Разгородили свой просторный пятистенок двумя шкафами – вот наша спальня. Еще одна выгородка – влез письменный стол, вот Костин «кабинет». Я по ночам просыпалась в холодном поту. Костя молчал…Зато Алена обрела обожающего ее деда. Работал наш дед комендантом в каком-то преимущественно мужском коллективе, народ там был грубый, и лексикон – соответствующий. А тут Костя только головой крутил, слушая беседы Ильи Николаевича с новообретенной внучкой. «Дед, что-то у меня пальчик болит», – жаловалась Алена. «Ай-яй-яй, – отзывался наш старик-окальщик. – А мы его сейчас пОлечим, пОдуем на наш пальчик. И не будет бОлеть». И дул со всем усердием, и ладошку целовал. И пальчик «выздоравливал». Или еще: «Дедуль, а ты забыл, что ли: уже надо к жирафу идти». «А, батюшки!» – спохватывался Илья Николаевич. – Ох, гОлова мОя сОдОвая, сейчас идем, башмаки толькО Одену».Алена вкладывала свою маленькую ручку в его смуглый костлявый кулак. И они, смеясь и оживленно беседуя, шли в скверик с фигуркой жирафа посредине, всего-то через трамвайную линию перейти. Там находился старый кукольный театр, весь репертуар они с дедом пересмотрели. Там лакомились мороженым в маленьком кафе. И ребятишек много приходило в сквер из соседних домов, играть было весело.

Да, было весело. До невозможности. Поручили друзьям подыскать какое-нибудь жилье в частном секторе, а сами занялись трудоустройством.

Я пошла в «Правду Востока». Встретили очень холодно. Никого из любимых наших людей там уже не было. Главный тоже был новый, к душеспасительным беседам не расположенный. Уходя, увидела в коридоре какую-то деревянную витринку. Подошла. На стенке над ней красовалась надпись, что-то вроде – «Ими гордится редакция!» А под стеклом – несколько тощих сборничков очерков, авторы – сотрудники «Правды Востока», бывшие и настоящие. А у Кости и «сборничков» было достаточно, и две повести уже вышли. Но нет, не удостоился столь высокой чести, сильно были все еще на нас обижены. Пришла домой расстроенная, и тут Костя сообщил: его приглашают заведовать отделом прозы в издательство имени Гафура Гуляма. Пошел, конечно, и сразу нашлось место в планах издательства на текущий год его первому роману – « С тобой моя тревога». Вот уж точно – удача!

Но не ходят удачи компаниями – слег любимый Аленкин дед. Положили в больницу, и опять грянуло: ребенка надо из квартиры срочно вывозить. И тут позвонил тот самый «уральский» друг, рассказал, что в Литинституте его восстановили, опять дали место в общежитии. Узнав о нашей беде, сказал, что он снял квартиру в Москве на два месяца, но жить будет в институтском общежитии. Мы же с Аленой, если хотим, можем в этой квартире расположиться.

Перед отъездом пошли попрощаться с дедом. Он лежал на узкой больничной коечке, исхудавший, с темным лицом. Алена бросилась к нему обниматься. Выложила на тумбочку пакеты с конфетами, домашним печеным, фруктами. В палате лежало еще пятеро пожилых мужчин, их всех тоже стала угощать. «Ой, Николаич, внучка у тебя какая бойкая да добрая», – сказал кто-то из соседей по палате. «И невестка какая красивая!» – добавил другой. Илья Николаевич сиял исхудавшим лицом, гладил Алену по косичкам.

Квартира московская была в доме неподалеку от ВДНХ. Там было, что посмотреть. Бегали во все концы огромной территории выставки, от павильона к павильону, юркие трамвайчики, вкусно и недорого кормили в многочисленных кафе. Вот мы туда и зачастили, так что другой раз возвращались домой только к вечеру. Еще на месяц съездили на море, в Чакву. В общем, в Ташкент привезла я дочку через четыре месяца, уже в зимнем пальтишке с меховым воротником.


Авто-шарж в связи с нашим отъездом в Москву


В комнате нашей стены были в новых обоях. Свежая побелка. Свежая покраска. Просторно. Чисто. Очень тоскливо. Костя рассказал: дед Илья Николаевич был счастлив, что пришли мы к нему в больницу перед отъездом, с нетерпением ждал нашего возвращения. Слава Богу, хоть эту радость – почувствовать себя нужным и любимым – успела Алена подарить одинокому старику, никогда не имевшему своей семьи…

Детская память короткая: спросила пару раз, когда дед приедет, да и перестала спрашивать. На прогулки стала ходить с соседской девочкой Наташей, та была постарше, но девчонки быстро поладили. Подружились и мы с ее замечательными родителями – Аллочкой, конструктором нашего авиастроительного завода и Павлом – инженером другого крупного завода, открытыми, доброжелательными людьми. Все вместе поехали следующим летом отдыхать в Сочи, сняли квартиры в живописном районе Мамайка. Дружба эта оказалась на всю жизнь. Девочка Наташа стала народным художником Узбекистана Натальей Осиповой, мы с ней и сейчас связаны взаимной сердечной приязнью, да вот видимся редко…

Ну, а с работой моей решилось тогда неожиданно быстро: в нашем доме жила машинистка журнала «Сельское хозяйство Узбекистана», сказала, что им нужен литературный сотрудник. На другой день я беседовала с заместителем главного редактора Самуилом Григорьевичем Басиным. Велел приступать назавтра к служебным обязанностям.

Журнал наш широкой известностью даже в журналистских кругах не пользовался, зато на право опубликоваться в нем всегда существовала очередь авторов из числа научных сотрудников отрасли – от рядовых аспирантов до докторов наук – руководителей множества научных учреждений. Директора знаменитых ВИРа, «СоюзНИХИ», НПО имени Шредера, Института защиты растений, даже Узбекистанского отделения ВАСХНИЛ были у нас членами редколлегии. Секрет открывался просто: журнал имел статус научно-производственного, а только в таких изданиях размещенные шли в зачет авторам их публикации, хоть аспиранту перед защитой диссертации, хоть ученому высокого ранга – в подтверждение его научного роста. Статьи попадались замечательные, работать с ними было – одно удовольствие.

Кстати, и моя редакция, и издательство, где работал Константин, находились в одном здании – по адресу Навои, 30. И даже на одном этаже. Я, было, наладилась в каждую свободную минуту забегать к мужу. Но не тут-то было: там всегда шли какие-то оперативные разборки рукописей с редакторами, беседы с авторами этих рукописей. А Костя был счастлив, ему давно хотелось окунуться в эту среду, поближе познакомиться с ташкентской писательской братией. Объем работы был большой, нередко рукописи приносил домой, читал до глубокой ночи. Но старался написать хоть несколько страниц и своей новой книги.

 

 

С друзьями-журналистами. Слева-направо: З.Рыбак, И.Гераимов, Г. Хайрутдинов, К.Волков. Ташкент

 

Я же из редакции журнала через два года ушла: позвали работать в газету «Комсомолец Узбекистана», не устояла... «Вот на выбор: секретариат, отдел писем и жалоб, отдел комсомольской жизни», – предложил главный редактор Юрий Рыбкин. Какая уж там «комсомольская жизнь», когда хорошо за тридцать! Выбрала отдел писем, и ни разу не пожалела: множество тем для острых публикаций было почерпнуто из потока поступающих материалов. Потом перешла в отдел литературы и искусства.

В июле 1965 года дочке исполнилось семь лет. Наготове школьная форма, голубой портфельчик, книжки и тетрадки. Школа была на улице Ильича, 88-я, кажется. Одна из старейших в Ташкенте, с хорошей репутацией. Да еще и в двух шагах от дома. Все ей там нравилось, в дневнике – одни «пятерки», вот-вот вручат «Похвальную грамоту». А 26 апреля следующего года грохнуло землетрясение, по Кашгарке, по нашему району – особенно сильно: эпицентр. Костя схватил Алену, я – одеяло, выскочили в ночном белье. Когда стихло – вошли в комнату. И обомлели: на моей подушке – кусок лепного карниза весом в несколько килограммов, дочкина кроватка – сплошь в обломках стены, густо покрыта пылью. На стене, обращенной к трамвайным путям, – широкие сквозные трещины, прохожих видно. А во дворе заливают йодом руку нашему соседу, молодому кинорежиссеру Зиновию Ройзману – их стеклянную дверь перекосило, и он, схватив на руки грудного сынишку, выбивал стекла голой рукой. Рыдает другая соседка – Валя Кравченко: вылетела на улицу вместе с пристройкой и крыльцом – вся в синяках и ссадинах… Шесть часов утра, рассвет.

К девяти утра поехали на работу в центр жители дальних районов. Наши друзья – артисты драмтеатра Тамара и Матвей Любанские, Клавдия Ефремова и ее муж-режиссер Христофор Моисеевич Кожевников – с Чиланзара. Пришли в ужас: в их районе только прилично тряхнуло, боялись – посуда на полках побьется. И тут же подключились к нашей проблеме. А проблема была великая – это только через полгода начнут подниматься кварталы многоэтажек, которые строили для Ташкента все республики братского тогда СССР. Пока же людей, лишившихся крова, размещают на поселение с огромным трудом – по гостиницам, общежитиям, приспособленным под жилье помещениям.

Для нас вот что придумали: в четырехкомнатную квартиру народной артистки Узбекистана Ефремовой переселилась пожилая одинокая родственница, а в ее «однушку» на первом квартале Чиланзара въехали мы. Дорогие наши друзья, никогда не забуду их бесценной помощи!

И вот первый наш вечер под новой крышей. Вытаскиваем дочь из-под душа, укладываем в постель. Та начинает рыдать: «А Рома там остался, ай, бедный! У него даже водички нет…А-а-а!» Речь идет о нашем коте Роме, который совсем недавно приблудился к нашему дому и успел стать закадычным дочкиным другом. Причитания все горше. И мы с Костиной двоюродной сестрой Валентиной, которая пришла помочь нам с переселением, решаем ехать к нашему порушенному дому. Шофер такси удивляется: «Что вам там ночью делать, там одни развалины?!» Объясняем ситуацию – не верит, но везет. Вошли в разболтанные ворота, стали звать: «Рома! Рома!» И тотчас загремело железо на крыше и свалился к нашим ногам кот – плачет, лезет на руки. «Я думал – вы ненормальные. Не, теперь вас уважаю!» – мотает головой таксист. С ветерком мчит обратно.

Алена льет слезы радости над приканчивающим второе блюдце фарша Ромой, Костя в волнении курит вторую подряд сигарету. Мы с Валей разводим в тазу жидкое мыло. В трех водах отмытого и в двух простынях отжатого Рому вручаем Лене. Тот мгновенно засыпает в ее объятьях. На циферблате – два часа ночи. И мы тоже валимся кто –куда.

А город все трясет. Страшно смотреть, когда при сильных толчках верхушки четырехэтажек почти касаются друг-друга. Вскоре – спасительная весть: Ташкент вывозит детей подальше от беды, во все концы страны. Российские писатели освободили для детей своих ташкентских коллег Дом творчества под Москвой, в Голицино. На сборы – один день, улетают вечерним рейсом. И вот они идут парами на посадку, держась за руки, не знакомые друг с другом наши ребятишки. Совсем маленькие, растерянные, то и дело оглядываясь на остающихся за барьером родителей. Женщины рыдают, и мой голос – в этом скорбном хоре. Мужчины судорожно курят. Костя шепчет мне: «Успокойся, я завтра отпуск оформлю, рвану туда…»

И «рванул» через два дня. Приезжал к детям почти каждый день. В первый приезд спросил: «Что хотите на обед?» Ясно, что ответили наши узбекистанские дети: «Плов хотим!» – закричали дружным хором. И варил им часто любимое блюдо в огромной алюминиевой кастрюле, припахав всех свободных сотрудников нарезать чуть ни ведро моркови. Съедали до последней рисинки. Еще бы! Костю даже узбекские повара считали мастером плова. Ездил с ними в цирк, катался на пароходике по Москве-реке. Да, жили там наши дети совсем не плохо.

Ну, а вскоре и мне золотой наш редактор Юра Рыбкин дал командировку в Москву аж на десять дней, изучать опыт какой-то редакции. Я там ни разу не появилась, только командировочное удостоверение отметила в канцелярии. Он отчета о командировке так и не спросил…


 

С сотрудницами «Комсомольца Узбекистана» Аллой Березняк (в центре) и Любой Юхновой, 1966 г.

 

В сентябре дочка пошла в школу в первом квартале Чиланзара. А к середине учебного года стал подниматься из руин новый Ташкент: каждая республика возвела целый квартал четырехэтажных домов. Нам досталась трехкомнатная квартира от московских строителей. Вот уж точно – не было счастья… Прекрасная квартира! С паркетными полами, огромным балконом… В 26-м квартале Чиланзара. За вторым домом от нас – старое мусульманское кладбище, куда по выходным ходим гулять: тихо, зелено. А до центра трамваем – два часа. Гулять ходим в резиновой обуви. В центре женщины уже нарядились в босоножки, а наш квартал продолжает заселяться, да и достраивается – там и тут высятся подъемные краны, грузовики, буксуя в вязкой грязи, везут цемент, песок, кирпич. Дочка наша успела сменить две школы – перевели в ту, где учеников не хватало, слава Богу – поближе к дому. Из продленки она то и дело сбегает к нашей чудесной соседке по этажу Лидии Михайловне, одинокая старуха успела к ней привязаться – жарит ей блинчики, делает с ней домашние задания. А однажды встречает радостным известием: «Мы с Аленой в музыкальную школу поступили!»
Жизнь идет своим чередом. С друзьями и соседями встречаем в своей просторной квартире новый 1969-й год. Подрастает дочка. Выходит новая книга мужа. Я по ночам плачу в подушку…

В один из дней декабря Костя зовет меня: «Вот садись и слушай»… Суть вопроса такова. В жилом доме Союза писателей, что на Пушкинской, напротив консерватории, имеется четырехкомнатная квартира. Там жил Владимир Карпов, переехал в Москву. Квартира девять месяцев стоит пустой и достанется тому, кто будет принят на должность секретаря Союза писателей по организационным вопросам. Полагается помощник. Но работа эта нескончаемая. Сегодня на эту должность пригласили меня...

Я молчу в оцепенении. Зато тяжело вздыхает Алена, жалобно тянет: «Там меня баба Неля в мой бассейн водила. Еще мы с ней в парк Тельмана ходили…»

Переезжаем в ночь под новый 1970-й год. Перевозят ребята из «Комсомольца Узбекистана». А бригадиром у них – наш друг Олег Строганов из Объединенной редакции «Кино». Напутствует отъезжающих с первой машиной: «Там лифт. Грузите. Везете на восьмой этаж. Расставляете, куда скажут, и сразу вниз – нашу машину встречать…»

Я еду со второй машиной. Господи! Откуда столько барахла! Еле втискивается в кузов.Ну, с Богом! Холодно. Метет мелкий колючий снег.

Уже в темноте подъезжаем к нашему новому дому. В просторном фойе внизу – ни одного человека. Сиротливо стоят два шифоньера и книжные полки. «Та-а-к!» – зловеще тянет Олег. Говорит еще несколько слов, из которых я предпочитаю расслышать – только «фраера». Поднимаемся с ним на восьмой этаж. По дороге объясняет: «Твой мужик им уже водочку выставил». Войдя в квартиру, обращается к Косте: «Плохой из тебя стратег, Петрович! –Ты теперь их попробуй загнать вниз!» Но – обошлось. Ребята уже веселые, но ящик водки только почат. Ласково улыбаются, бегут к лифту. Что-то расставили по местам, что-то растыркали куда попало. И пошло веселье…

В четыре утра приехал наш редакционный шофер Толик. «С новосельем! – говорит. – Я дежурных по номеру развез, подумал – надо и этих всех развезти: на улице метет сильно. Ты мне чего горяченького дай покушать, а водочки немного в бутылку плесни, я дома выпью, чтобы жилось здесь вам счастливо». Вот такой был наш Толик. Умер совсем молодым , Царство ему небесное!

На следующий день поднялся к нам со своего шестого этажа Аскад Мухтар. «А-а, это ты въезжал, Костя! Лихо въезжал! Дом наш до утра качался. Ну, в добрый час!» Вслед за Аскадом заглянули ближайшие соседи, с которыми оказалась у нас общая сушилка, – Лола и Джонрид Абдуллахановы. Тоже с новосельем поздравили, пирог принесли. Лола смеялась: «Пулатка наш огорчается: девять месяцев катался по этой квартире на велосипеде…»

 

http://nuz.uz

ТОПОЛЯ РОДНОЙ ЗЕМЛИ. Часть 1

ТОПОЛЯ РОДНОЙ ЗЕМЛИ. Часть 2

ТОПОЛЯ РОДНОЙ ЗЕМЛИ. Часть 3

ТОПОЛЯ РОДНОЙ ЗЕМЛИ. Часть 4