Римма Волкова

ТОПОЛЯ РОДНОЙ ЗЕМЛИ

Часть 3

Да, тогда это действительно был Дом писателей: вверху – Олег Сидельников, внизу под нами – Гриша Марьяновский, рядом с ним – Альфред Рудольфович Бендер (Арбенов). На первом этаже – Аман Мухтаров, на втором – Зоя Туманова с мужем – поэтом Рауфом Галимовым, на третьем – Слава Костыря. Тимур Пулатов, Ойдын Ходжиева, Зиннат Фатхуллин, Эркин Насыров, Раим Фархади, Шукур Халлмирзаев… Замечательный наш Абдулла Арипов. Поэты, прозаики, критики, переводчики… А через год семья Абдуллахановых получила более просторную квартиру, а в их трехкомнатную въехали Саша Файнберг и его жена Инна. И с этого момента в нашу жизнь вошли новые яркие краски (об этом я писала в очерке «По праву любви» и других материалах, посвященных Саше. Все они опубликованы на этом же сайте – «Новости Узбекистана»).

В писательском доме в ту пору принято было заглядывать друг к другу, давать посмотреть новые, еще не публиковавшиеся куски рукописей, обмениваться мнением. Костя ценил отзывы своих друзей Володи Тюрикова, Коли Гацунаева, из соседей – Зои Тумановой, Тимура Пулатова, Амана Мухтарова, Олега Сидельникова. Больше же всего дорожил мнением Саши Файнберга, замечания его считал тонкими и обоснованными. А Саню почитал лучшим изо всех поэтов.

Ну, а в квартире же нашей новой – опять у Кости просторный кабинет, у Лены – своя небольшая комнатка, главное – своя. Столовая, спальня, два балкона. И сбылись все пожелания счастливой жизни: квартиру свою мы преданно любили, жилось нам в ней действительно счастливо и радостно. И не только для нас обладала она какой-то особой притягательной силой: не говоря уж о том, что именно у нас часто праздновались общие праздники, заскакивали на огонек друзья, соседи. А Ленины школьные, а потом и университетские друзья умудрялись рассмотреть с нашего балкона в бинокль склоны Чимганских гор. И, когда шел снег, боролись за место на диване, стоящем у окна: впечатление невероятное, объясняли, – как будто сам летишь по небу со снежинками. А как-то весь курс будущих журналистов праздновал у Лены Новый год. Ну, это уже отдельная песня…

В этой счастливой квартире Костя встретил и свое 60-летие, и 70-летний юбилей. И здесь я хочу предоставить слово его коллегам-писателям

«… Годы прибавили ему опыта, мудрости, не отняв сухощавой легкой стати землепроходца, не угасив взгляда, всегда устремленного за линию горизонта…

В поле зрения, в зоне сердечного притяжения этого писателя – плацдармы труда. Читателям республики, да и за ее пределами, хорошо знакомо его творчество: очерки, собранные в книги «Глоток воды», «Золотой пояс Нураты», «Когда в тени за сорок», сборник рассказов «На берегу», повести «Возвращение» и «Время больших протуберанцев», романы «Чистый факел» и «С тобой моя тревога»… Огромный материал, поднятый писателем, давала ему жизнь, горячие ее впечатления, собранные на передовых плацдармах труда во время журналистских поездок».

«Развернем любую его книгу, хоть наугад, роман «Чистый факел», например. Суровый быт тыла Великой Отечественной, тяготы и лишения, прощание с близкими… В центре внимания автора великая историческая наполненность этих трудных дней – рождение первой узбекской стали… Автор прежде всего рисует человека в труде, влюблено рисует умелость, творческую одержимость мастеров… Будущим мастерам стали жизнь предлагает пройти испытание на жаропрочность характеров – и они его выдерживают».

«Показу того, как в труде люди растут и обретают гражданскую зрелость, посвящен роман «С тобой моя тревога».

Это строки из статей Зои Тумановой и Николая Гацунаева.

В Союзе писателей Узбекистана. 1974 г.

В соседнем с нами доме жил председатель Союза писателей Камиль Яшен, и скоро завели они с Костей традицию обязательно с часок гулять по вечерам, перед сном. И, как раньше, в Нукусе, перезванивались мы с Левой и Клавой Фрейманами, так теперь вызывали на вечернюю прогулку друг-друга Камиль Нугманович и мой муж. В любую погоду ходили по дорожкам между домами, весной, когда цвели липы, – шли на улицу Гоголя. А то – в заснеженный сквер, до которого от нашего дома – рукой подать... Как-то жена Яшена Халима Насырова, солистка театра оперы и балета имени Алишера Навои, народная артистка Узбекистана, «наш ташкентский соловей», как ее называли в народе, сказала мне в шутку: «А давайте, Римма-хон, тоже с ними гулять ходить». Сказала в шутку. Мужчины же наши переполошились всерьез, стали всячески отнекиваться. Костя объяснил потом: «Да мы за этот час столько всего обсудить успеваем, сколько на работе другой раз и за день не успеешь».

В девятнадцать лет, на втором курсе университета, «выскочила замуж» наша дочь, за парня из параллельного класса Сергея, теперь тоже студента-второкурсника юридического института. Молодожены прожили с нами несколько месяцев, потом обосновались отдельно, в доме по соседству. Брак был скоропалительным, по пылкой любви. «Не рано ли?», «Не отразится ли ваша женитьба на вашей учебе?» – эти и другие вопросы сразу иссякли, как только появилась на свет наша внучка Наташа. Бабушки и дедушки с обеих сторон каждую свободную минутку неслись к внучке – на руках покачать, игрушку новую подарить, расцеловать.

Поднимать маленьких детей трудно. Но растут они невероятно быстро. Вот и нашей Наташе – второй год. А родители ее – еще студенты, мы все, старшие, работаем. Проблему, как и многие другие проблемы нашей разветвленной семьи, решает бабушка Сергея, мать Кима Станиславовича – Елена Романовна. До сих пор для меня эта женщина – образец доброты, терпимости, глубокой житейской мудрости. «Ищите няню нашей девочке, остальное все беру на себя – буду им готовить, будут весь день у меня находиться», – предлагает она. Мы с матерью Сергея Маргаритой Григорьевной уговариваем уйти с копеечной зарплаты в аптеке младшую Костину тетушку Валентину Николаевну, и жизнь налаживается. Гуляют по четыре часа в день, в основном в зоопарке, который в двух шагах от наших домов. Наташа знает там все дорожки, носит угощение обезьянам, оленям, тиграм и еще – носухам. Мы о последних раньше и не слышали: хищники, но лопают все – от колбасы до конфет. Очень милые, с пушистыми хвостами. При виде приближающейся Наташи начинают радостно носиться по клетке. И еще много там у нас появилось любимых зверей и птиц.
Наташе сравнялось четыре года, когда заболела наша тетя Валя. И пошла внучка в детский сад. Вернее – мы с ней пошли, летом – прогулка пешая, зимой – везу ее на саночках. Слава Богу, хорошие там люди работали, ходила и в сад охотно. Ну, а следующий этап – 1 сентября, красный день календаря. Рите до пенсии еще год, а мне – как раз срок. Четыре года водила ее в школу по утрам, забирала после уроков. Вот в конце четвертого ученица наша выдвинула ультиматум: если и в пятый класс ее будут сопровождать, школу она бросает навсегда. А пока же идем после уроков в парк подышать воздухом, иногда на скамейке успеваем выполнить половину домашних заданий. Наташа собирает букет разноцветных осенних листьев для деда, несет ему мороженое в вафельном стаканчике. Он всегда умиляется ее подаркам, внучку – обожает.

А по выходным дед Ким идет гулять с Наташей и ее собачкой Дженни. Он нас и в Хумсан отправлял отдыхать, и в санатории на море Наташа с «бабой Ритой» ездили, и, конечно, в Дома творчества писателей на Черном море мы ее возили. Бывало, за летний сезон передавали внучку, как эстафетную палочку, с рук на руки – то в Москве, а то на морских берегах.

Говорю же: дети быстро растут. Вот и выпускной вечер в школе. Поступать решили на романо-германский. Поступали дважды. Хорошо, женщина из приемной комиссии прониклась к Наташе симпатией, предупредила: бесполезные усилия, все места давно «схвачены». Тут, уже в начале октября, открылся набор на какое-то «запоздалое» отделение в нашей «Плехановке», вот туда и прошла по конкурсу. Господи боже мой! В нашей гуманитарной семье экономистов отродясь не было. А девица наша в учебу втянулась, защитилась на «отлично» и работать стала успешно. В Москве, в таможне.
А вот тут надо сделать пояснение. Брак Лены и Сергея к этому времени уже несколько лет, как распался. Сережа с родителями уехал в Москву, где ему предложили хорошую работу по специальности. Вскоре позвонил – звал в Москву и Наташу.

Повезла ее Лена. Там пошли в гости к бывшим ташкентским друзьям, и тут же завязался роман между нашей барышней и их сыном Андреем. Очень скоро они поженились. А на работу ей посчастливилось попасть в таможню, где пришлась ко двору. Мы с Леной были счастливы, горевали только, что дед Костя не дожил до этого времени. А вот Ким Станиславович любимую внучку благословить успел.

Наташа с мужем Андреем. Москва, 2003 г.

Но тут Наташа стала звонить каждый день. И рыдать в трубку: « Вы моя семья, и вы меня бросили!» Поспешно продали нашу четырехкомнатную в писательском доме, и Лена укатила к дочери. Для нас купила «двушку» в подмосковной Балашихе: квартиру в Москве не потянули.

Верно замечено: события имеют свойство развиваться «по спирали»: как только родилась Ленина внучка и моя правнучка Диана, Ленина жизнь, да и не только ее, завертелась вокруг нового центра притяжения. Вот так она и осела на российской земле. Я же выбираюсь к ним наездами. Приезжала в отпуск, в командировки, с мешками игрушек для нашей очаровательной малышки. Все свободное время проводили с Дианой на ковре или и парке, придумывая разные игры. В один из приездов привезла ей пушистого верблюда, научила, как играть в Великий Шелковый путь.

Диана наша – очаровательная и удивительная девочка: покатавшись в раннем детстве на лошадках по парку, она избрала конный спорт делом своей жизни и сейчас, в свои неполные 14 лет, уверенно выигрывает и на международных соревнованиях. Ее тренеры возлагают на нашу амазонку большие и вполне обоснованные надежды. Журналисты спортивных изданий берут у нее интервью.

Диана и ее лошадка Нюра после тренировки. 2018 г.

Я каждое лето бываю в ее спортивном комплексе, сижу на тренировках, болею на соревнованиях. И, как все в их семье, вожу лошадкам угощение и с удовольствием с ними обнимаюсь. Господи, как же редко выпадают эти поездки! Они все уговаривают меня перебираться к ним насовсем. Пока не уговорили. А дома у них висит портрет Дианиного прадеда, стоят на полках его книги…

Возвращусь опять к юбилейному 1978 году. Увы, он запомнился не только радостными событиями – еще и волнениями, перегрузками в Союзе писателей. И завершился год инфарктом мужа. Обширным, тяжелым. Мне разрешили в первые дни болезни по ночам дежурить в реанимации у его постели. Потихоньку и понемногу разговаривали – обдумывали наше будущее житье. «Будем побольше отдыхать, гулять на воздухе. В санаторий местный съездить можно. О работе думать забудь, я сама им твое заявление об увольнении отнесу», – говорила я. «Посмотрим», – уклончиво отзывался Костя.

Дома мы на него с дочкой навалились: «Теперь давай режим соблюдать. И никаких перегрузок, никаких волнений». «Я вас сильно разочарую, – ответил наш папа. – Если вы думаете, что теперь буду сидеть на лавочке, пульс считать и кефир пить по расписанию, то это вы меня с
кем-то спутали».

На работу вышел через три месяца. И как раз вовремя: почему-то на дачном массиве Академии наук Союзу писателей выделили с десятка два земельных участков, и вот теперь их распределяли. Место это прекрасное – за поселком Улугбек. Массив огибает многоводный древний канал Зах-арык, текущий с гор, вода в нем даже в самую жару – ледяная, и на этом «острове» в жаркие дни лета заметно прохладнее, чем в городе. Многие писатели пожелали стать дачниками, и вокруг этого проекта пошла какая-то неприятная кутерьма. Я сразу сказала: «Уступи кому-нибудь наш участок, у нас нет опыта земледельческого. Да и после твоей болезни мы это дело не потянем». «И не подумаю отказываться! – запальчиво парировал Константин. – Во мне проснулся крестьянин, хочу работать на земле, дышать чистым воздухом!»

И оказался прав! Вместе с другими «проснувшимися крестьянами» – Озодом Шарафуддиновым, Владимиром Тюриковым, Джонридом Абдуллахановым, Борисом Пармузиным проводили там нередко полные дни, а когда поднялись домики, то и на ночь оставались. Помогали рабочим в меру сил, а по вечерам с огромным удовольствием вели неторопливые беседы у кого-нибудь за чайным столом, под звездами. А уж сад мы какой насадили, какие сорта винограда достали! Какие розы белые цвели прямо у порога!

Всем этим нашим новообращенным дачникам, имеющим проблемы со здоровьем, пребывание на свежем воздухе, посильный труд пошли на пользу. Костины врачи отмечали, что восстановление после перенесенного инфаркта идет успешно.

И многочисленные мои подруги старались не пропускать субботних и воскресных поездок к нам на дачу, и в саду работали с удовольствием, и в бассейн ныряли вниз головой, и на травке загорали с самого начала апреля. А уж как стал плодоносить наш сад, никто с пустыми корзинками из него не возвращался.

И еще возобновились рыбалки. На дальние озера Дальверзин, Айдаркуль, на Сырдарью. И поближе, в район Янгиюля. Компанией в несколько человек, с ночевками. Клялся, что тяжести поднимать не будет, большие пешие переходы тоже там не предвидятся. На сырой земле не спать, водочки – не больше одной рюмки под уху. Приезжал бодрым и радостным. И свежей рыбки привозил.

Успешная рыбалка на озере Айдаркуль

Но вот как-то через несколько лет, когда такие вылазки стали для него непосильны, пришел к нам мастер починить телевизор. Костя пригласил его обмыть работу. Расположились на кухне, и разговор вдруг пошел возбужденный: оказалось, что парень – тоже заядлый рыбак и в тех же местах не раз бывал. В этом году, рассказывает, сильно где-то там река обмелела, совсем вода ушла. «Да и раньше там то же самое было, приходилось метров по сто лодку волоком волочь, – вступает в разговор Константин. – Песок вязкий такой, все жилы выматывали…» Я только воздуха успела в грудь набрать: так вот как вы там без перегрузок обходились! Да так и промолчала: чего кулаками после драки махать…

Как-то позвонил Камиль Яшен, сказал, что собирается переезжать на другую квартиру, а если Косте его квартира нравится, похлопочет, чтобы нам она и досталась. Да кому же могла не понравиться та квартира – двухуровневая, и просторное подвальное помещение прекрасно оборудовано… «И ты еще думаешь! – взвилась я. – Ребятам второй этаж отдадим, сами – на первом. В просторном этом подвале библиотека у нас будет. Стол для пинг-понга поставим!» «А ну-ка иди сюда, – позвал с балкона Костя. – Вон видишь зеленый массив? Знаешь, что это?» «Ну, так это же кладбище Боткинское», – не чуя подвоха, ответила я. «Совершенно верно, и мой следующий переезд будет только туда. Если тебе и в четырехкомнатной тесно, то разбирайся без меня», – был ответ мужа. Я сразу притихла. Но и Константин оказался неправ: пришлось все-таки еще раз переехать: поменялись квартирами с дочерью, больно уж они скучали по своему любимому восьмому этажу. А Костя, пару раз застряв в лифте после инфаркта, стал этих путешествий вверх-вниз избегать.

Переехали через дорогу, в двухкомнатную на втором этаже. И правильно сделали! Костя стал часто гулять в зеленом просторном дворе с бассейном, играли на скамейке с соседом в шахматы. И еще народ подтягивался, беседовали с удовольствием. В его кабинет, прямо на письменный стол, впрыгивала с развесистой урючины наша кошка. У самого нашего подъезда останавливались троллейбусы, 5-й и 17-й, и нередко днем, когда в салонах было просторнее, Костя садился в любой подошедший и ехал до конечной, где выходил и гулял по незнакомому району. А то вечерами, особенно в праздники, друзья с машинами возили его по всему городу, знакомились с новостройками, любовались праздничной иллюминацией, заглядывали в чайхану на шашлычок.

С работы своей изнурительной он к этому времени уже ушел, из издательства приносили ему рукописи на рецензии. Писал потихоньку свою новую книгу – «Помощник первого» (в основу лег его опыт работы помощником первого секретаря Ферганского обкома партии). Критики потом отметят, что это еще одно острое произведение писателя, он смело отстаивает свою точку зрения: на путь преступлений, приписок в народном хозяйстве вела сама порочная система государственных заготовок, расцветшая еще в сталинские времена и внедряемая центром в республиках.

Очень скучал по людям, радовался, когда приходили друзья. Я старалась подготовиться к их приходу, пекла пироги, извлекала из заначки бутылку хорошего коньяка. Стал обидчивым. Как-то ждал за накрытым столом своего бывшего ученика по самаркандской редакции, ставшего к этому времени большим начальником. Тот не пришел и не позвонил. Обиду эту не простил никогда, несмотря на запоздалые извинения и пылкие клятвы обидчика. Ну, а испытанные его друзья, в основном писательская братия, сами любили эти посиделки. Приходили утром, оставались на весь день, а то и с ночевкой. Обсуждали события литературного мира, читали друг-другу из своих рукописей, да мало ли о чем можно было поговорить!

Особенно сблизился в эту пору с отцом зятя Сергея, замечательным нашим сватом Кимом Станиславовичем. Как-то вернулась с работы, и взору предстала мирная картина: хозяин похрапывает в кресле, гость его – на диване. А накануне этого дня я купила по просьбе мужа две литровые бутылки хорошего американского спирта, появившегося в продаже – Константин хотел сам сделать из него нужные напитки. Приготовили веточки черной смородины, сухие лимонные и апельсиновые корочки, даже перегородки грецких орехов, кем-то рекомендованные. Он пригласил заняться этим увлекательным делом и свата. На столе стояла батарея бутылок с разноцветным содержимым, а оба «химика», успев продегустировать созданные ими «композиции», мирно отдыхали.

Работала же я тогда главным редактором журнала «Узбекистон хаво йуллари». Перевалило уже за 60, когда пригласили на эту должность. Начинать надо было с нуля: выработать концепцию издания, обзавестись кругом авторов. Что же, тем интереснее, отказаться от такого предложения не могла. Летал наш журнал на бортах узбекистанских лайнеров во все концы света, и стать авторами, а особенно фигурантами наших публикаций стремились многие. Звонили из представительств Национальной авиакомпании, имеющихся во многих странах мира, просили увеличить тираж. Да и отзывы наших пассажиров были высокими, даже с борта №1 – президентского лайнера получали благодарности. Еще выпускали проспекты, буклеты, альбомы, рассказывающие о нашей стране, о деятельности авиакомпании, ее людях.

Редактировала журнал восемь лет. Костя моей новой увлеченности не препятствовал, даже одобрял. Днем работал понемногу над соей последней книгой, в теплые дни выходил погулять. Я же угрызения совести из-за того, что оставляю его одного, испытывала, поэтому нередко редактировала идущие в журнал материалы дома, поощряла его гостей, готовилась к их приему. Я говорила: прямо под окнами нашей квартиры останавливались троллейбусы. Возвращаюсь с работы пятым маршрутом, едва сойдя на остановке, вижу в окне мужа. Улыбается, приветливо машет рукой. Скучает все-таки, если один. Как-то в начале осени, открывая дверь, говорит: «А знаешь, я заметил: в Ташкенте все больше интересных женщин. Из троллейбусов выходили одни красавицы!». Да, к женской красоте был чуток, говорил комплименты, оборачивался вслед. Но и взаимным вниманием не был обделен. Что ж, живой человек, ничто человеческое не чуждо.

Ташкент. 1993 г.

Не могу не рассказать и еще об одной стороне нашей жизни: болью отзывалось в сердце Константина, да и в моем тоже, сознание того, что его сыновья росли вдали. Отцу было запрещено видеться с ними, бабушка их любимая тоже от дома была отлучена. Это нами не обсуждалось, но я-то знала, как тяжело переносит он разлуку со своими мальчишками. Как-то позвонили из Ташкента: у старшего, Димы, обнаружили какую-то редкую и тяжелую болезнь глаз. Срочно нужно лекарство, которого в Ташкенте не смогли достать. Костя поднял на ноги весь Самарканд, и лекарство нашлось в аптеке, обслуживающей большое партийное начальство. Через час, чуть ни в кабине пилотов, он летел с этим драгоценным пузырьком в Ташкент. Просидел сутки у кровати сына в больнице, сам по часам закапывал лекарство ему в глаза. Потом кто-то еще там дежурил, и зрение ребенку спасли.

Сыновья Дима и Сережа, 1955 г.

Вскоре Диме разрешили приехать к нам в Самарканд ненадолго. Алене всего чуть больше года было, он с ней на коврике играл в какие-то шумные игры, и она очень веселилась. Но приезда его, конечно, не запомнила. А познакомилась с братьями уже барышней, на свадьбе младшего – Сережи. С тех пор парни стали приходить к нам со своими избранницами, тоже, увы, не одними и теми же – и они прошли путь проб и ошибок. Костя переживал из-за этого, но с советами лезть избегал, раз не спрашивают.

С сыном Дмитрием. 1970 г.

Но все решилось в итоге, как нам хотелось: старшей невесткой стала наша любимая Ириша, мать двух их общих с Димой детей, младшей – Раечка, тоже нами любимая, как и две их с Сережей дочки – Аня и Алина. Дочь Димы и Ирины – Таня давно уехала с мужем в Германию, их дочь Саша, блестяще завершив там учебу, сейчас успешно работает, их дальнейшая судьба связана с новой родиной. А с сыном Димы и Ирины – Илюшей – единственным внуком среди пяти внучек– была у Кости какая-то особая физическая и духовная связь. Илюшка наш хотел писать родословную семьи Волковых, они с дедом старые фотографии рассматривали, делали надписи на обороте каждой. А я разыскала в бумагах партийный билет Костиного отца Петра Григорьевича, выданный ему в 1929 году. Странички с записями об уплаченных членских взносах ветхие совсем, а между ними – две засушенные веточки ландыша. Илюша тогда прямо вцепился в находку.

Замечательным отцом был Сережа, девчонок своих обожал, уделял им все свободное время. Часто заглядывал с ними, еще малышками, к нам, а подросли – бывало, вместе решали их школьные проблемы. Вот звонит: сочинение надо писать, да не по школьной программе, а по незнакомой теме, материалов нет никаких. Придем? «Обязательно приходите, – отвечаю, – разберемся». И разбирались. А потом ужинали вместе, чаи гоняли. Сережа книги очень любил, я ему всегда вручала какую-нибудь из нашей библиотеки на память.

Почему говорю обо всем этом в прошедшем времени? Горько отвечать на этот вопрос: так случилось, что все наши парни, один за другим, уже ушли из жизни. И открыл этот страшный список двадцатилетний наш любимец Илюша. Через два года, после тяжелой болезни, скончался его отец, вслед за ним, скоропостижно, – Сергей. Слава Богу, что не довелось Косте пережить эти страшные удары… Ну, а мы с Ириной нередко бываем в доме Сережи – звонят Рая, девочки Сережины, а главное – там неодолимая приманка: чудесный сынишка Алины – Тимофейка. Вот утешение: Сережа внука дождался, возился с ним самозабвенно. А в Америке живет со своим американским мужем и тремя чудесными детьми еще одна наша любимица – Костина племянница Анюта, дочь его сестры Валентины, с которой мы спасали кота Рому. Аня наша – умница из умниц: золотая медаль в школе, красный диплом ТашМИ. Консультирует нас всех по телефону. Пусть всегда все будет у вас хорошо, Анюта, моя любимая и такая далекая…

Да, жизнь идет. Взрослые у нас внуки, своими семьями давно обзавелись. Правнуки – в разных концах света. Но такого счастья – обнять правнуков Косте моему, увы, не выпало.

Мы с ним нередко разговаривали вот на какую тему: в жизни за все приходится платить. Иногда и очень высокой ценой. Рок? Судьба? Божий промысел? Ни во что не верил, считал, что жизнь прожил счастливо и правильно. К тому же был уверен: мы за все сполна расплатились. И ушел из этой счастливой жизни удивительно легко. Случилось так, что 8 ноября 1995 года скоропостижно скончалась моя младшая сестра Майя. И вот – первая годовщина этой скорбной даты. «Я съезжу к ним? Всего на часок?» – спрашиваю уже под вечер. «Конечно, иди», – отвечает спокойно. Через часок и вернулась. Вроде – дремлет. Потом спросил – как там ее дочери. Рассказала. Предложила поужинать – отказался, согласился выпить кефира. Буквально на несколько минут вышла в кухню согреть чашку, вернулась – дышит тяжело, на лбу – крупные капли пота. «Скорая» приехала немедленно. Врач объяснил: это дыхание поверхностное, воздух в легкие уже не проходил. Боже мой! Всего несколько минут назад мы с ним разговаривали…Прибежали Лена, зять Сергей, его родители, две мои близкие подруги. А телефоны сыновей молчат. Оказывается, праздновали в ресторане юбилей Ирины, телефоны свои поотключали. Первым примчался Илюша, бросился на грудь деда, зарыдал в голос. Вот тут и всех прорвало… 8 ноября 1996 года. Часы остановлены на цифрах 21.30. Может, правда – рассчитались за все… Все равно прошу: «Внемли и отпусти… Как словом, так и делом, так и помыслами». И еще бы свидеться в той немыслимой дали…

Верно говорят: жизнь прожить – не поле перейти. Еще о многом могла бы рассказать. Но и так объем этого моего очерка проламывает все приличные границы. И все-таки продолжу. Некоторые критики называют роман «Помощник первого» последним художественным произведением Константина Петровича. Но была еще одна книга, самая заветная, которую он закончить не успел. Вот строки из статьи Владимира Ивановича Тюрикова: «Несмотря на свой уже достаточно солидный возраст, он был полон творческой энергии и, пересиливая недуг, каждый день садился за письменный стол. Его горячим желанием было написать многоплановый роман, первоосновой которого являлась его собственная жизнь, тесными узами связанная с жизнью и трудом узбекского народа. Эта новая книга Константина Волкова получилась бы очень интересной как по своему содержанию, так и своей искренностью, своей прямотой в оценках того давнего периода нашей истории». Я тоже в рукопись заглядывала, мне многое нравилось. Одну главу опубликовали в газете «Народное слово». Просили еще – отказал, объяснил тем, что текст пока рыхлый, надо с ним еще работать.

Строки В.И.Тюрикова, что я выше процитировала, – из статьи особой: «Слово прощания» называется. А о дальнейшей судьбе незаконченного романа ничего неизвестно: разбирала Костин письменный стол – многих черновиков, набросков, корректур не обнаружила. Не нашла и папку с последней рукописью. Владимиру Ивановичу позвонила, еще нескольким друзьям, сыновьям – нет, никто не видел. Так, может, горят все-таки?..

Я в начале своего повествования упомянула: в последние годы жизни муж все собирался на родину к себе съездить, в бывшую Симбирскую губернию. Не собрался. И не только потому, что с каждым годом прибавлялось недугов. Вот, расскажу.

Как-то возвращались домой поездом: провели свой летний отпуск в милом подмосковном городке Вербилки. Наш московский друг снимал там каждое лето дачу, лодка у него имелась моторная. Вот и уговорил. Уплывали на моторке к дальним лесам, проводили там дни напролет. Собирали грибы, лесные ягоды. Ежат на ладонях держали, заглядывали в птичьи гнезда. Восхищались могучими темными соснами, трепещущей листвой осин, светлыми рощицами белоствольных берез… Да, хороша русская природа! Но вот за окнами поезда замелькали просторные хлопковые поля, окаймленные стройными силуэтами пирамидальных тополей, и Костя от окна уже не отходил. Закурил, сказал: «Ничто меня так не волнует, как эти наши прекрасные пейзажи. Ну, вот и домой приехали». Да, домой! 75 лет прожил он в Узбекистане, любил эти просторы полей, снежные вершины гор, светлые воды рек, жаркую синеву неба. И людей любил – героев своих книг. И отовсюду спешил на эту единственную свою родину, к тополям родной земли…